Читаем Одиночество шамана полностью

Пока он разговаривал с бабушкой Чикуэ, представление на концертной площадке закончилось. Туристы высыпали на поляну. Экскурсоводша снова принялась руководить ими. Не отрывая от губ мегафона, она командовала:

– Посмотрите налево… Там стоит хурбу – так называется жилище аборигенов, а там – шалаш… В таких шалашах… ля-ля-ля-ля… бум-бум-бум… А вот, справа, смотрите… ааааа… бу-бу-бу…

Видимо, она спешила поскорее выполнить культурную программу экскурсии, и потому трещала как сорока. Туристы её скороговорку почти и не слушали. Многие приехали сюда ради того, чтобы купить у местных свежей или соленой рыбы, да и красная икра тут, говорят, стоила намного дешевле, чем в городе. Некоторые особенно предприимчивые женщины взяли в оборот артисток, только что певших и плясавших перед ними:

– У кого можно кету купить? Сколько хвост стоит? А копченая рыбка есть? Натуральным дымом коптили?

А экскурсоводша гнула своё:

– Бу-бу-бу… Посмотрите на сопку… вон туда… видите?… ааааа…. ля-ля-ля… Народ! Вам будет дано время на беглый осмотр села… Послушайте меня… ля-ля-ля… Потом договоритесь с местным населением… Не останетесь без покупок… Посмотрите, как чудесна эта сопка… с ней связана легенда… Бу-бу-бу….

Настя подошла к Андрею, вздохнула:

– Ну что? Всё ещё на меня сердишься? Ну, откуда же я знала, что экскурсия будет такой неинтересной. Зато хоть немного развеялись, вместе побыли…

– Всё нормально, – великодушно ответил Андрей. – Я даже купил тут шаманский пояс. Смотри, какой!

Настя провела мизинцем по темной шершавой коже пояса, позвякала одним из бубенчиков, потом поднесла ладонь к носу, понюхала:

– Чем это он пахнет? Кислятина какая-то…

– Со мной тут одна местная старушка беседовала, – Андрей кивнул вслед неспешно удаляющейся Чикуэ. – Она сказала, что пояс настоящий, старинный. И пахнет он временем, – он рассмеялся. – Можно сказать, в нём – тьма веков. Музейная вещичка!

– С ума сойти! – Настя уважительно покосилась на пояс. – Повесишь его рядом с маской? Ну, с той, которую Максим тебе подарил на день рождения.

– Может, я её вообще выброшу, – поморщился Андрей. – Максим – козел. Даже вспоминать его не хочу.

Бывает же так: дружат люди годами, ещё со школы, вроде как всё у них нормально – понимают один другого чуть ли не с полуслова, общие радости и беды вместе переживают, случись что – помогают, не бросают в беде. На Максима Андрей надеялся как на самого себя. Но однажды они возвращались с дискотеки: пока проводили своих девушек, попили пива в палаточном кафе – наступила глубокая ночь, часа три, наверное. Но они не обращали внимания ни на время, ни на шедших навстречу поздних прохожих – молодые, здоровые, кто и что с ними сделает? Так что особенно не заволновались, когда к ним подошла компания подвыпивших парней: «Закурить есть?» – «Есть, – ответил Андрей. – Вон, видите, в киоске торгуют сигаретами». – «Ты чо, пацан, издеваешься? – коренастый паренек растянул узкие губы в кривой усмешке. – Закурить дашь?» – «Да не курит он, – объяснил Максим. – Вот, возьми мои», – и протянул пачку «Золотой Явы». – «Такое говно не курим! – сощурился высокий красивый парень, чем-то похожий на Сергея Есенина: пшеничный чуб, пронзительные ласковые глаза. – За лохов нас держишь?» – «Ну, как хотите, – растерялся Максим. – Была бы, как говорится, честь оказана…» – «О, млять! – возмутился третий. – Интеллигенция, ёп твою мать в кисет! Ещё и издевается…» Четвёртый молча ударил Максима в плечо, и тот как-то враз обмяк, сник, а коренастый, не дожидаясь, пока он опомнится, саданул его в лоб – Максим чуть не упал, но сумел, крутанувшись на месте, развернуться и бросился бежать. Высокий в это время пнул Андрея между ног и, когда тот скорчился от резкой, пронзительной боли, обрушил на его спину град ударов кулаками. Ему помог третий: разогнавшись, он подпрыгнул и ударил Андрея ногами – от мгновенной, ошеломляющей боли в копчике парень упал. Его пинали, стараясь попасть по лицу, но он сумел всё-таки вскочить, вцепился в шею коренастого, изо всех сил сжал её и заорал: «Задушу! Можете меня убить, но и этот вместе со мной уйдет. Суки позорные!»

Он, наверное, и в самом деле задавил бы этого подонка: мёртвой хваткой сдавил ему горло, мало того – прихватил ухо зубами и вгрызся в него как ротвейлер. Парень хрипел, вырывался, орал благим матом, но Андрей не разжимал одеревеневших пальцев. Он понимал, что если отпустит хулигана, то милости от этой компании ждать не придётся: забьют, затопчут.

Сначала дружбаны пытались коренастого, но, поняв, что Андрей не шутит, отступились: «Ну ты чо, пацан? Безбашенный, что ли? Да мы ничо не хотели, попросили закурить… Никита, ты как там? Отпусти его, пацан».

Он не отпускал, потому что знал: вся стая тут же накинется на него, и тогда точно несдобровать. Он молил бога, чтобы Максим вернулся, или хотя бы позвонил в милицию. Но тот, оказывается, примчался домой и, перепуганный, потный, полез сразу под душ. Не подумал о друге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза