Одиночество шамана

Андрей любил Настю, но у него была и Надежда. Две женщины. И каждая – необходимая. Только необходимыми они были по-разному: Настя – восторг и счастье, бой барабана в сердце и тихое обмирание, невыносимая лёгкость и головокружительный полёт, её тело – продолжение его, а может, и не продолжение: можно ли створки раковины считать продолжением друг друга? Надежда – совсем другое: он считал её другом, и даже иногда в шутку упоминал известную фразу Антона Павловича Чехова о том, что женщина становится мужчине другом только после того, как побывает его любовницей. Может, он что-то путал, но смысл был точен. Надежда сердилась на него и, шутливо грозя пальчиком, обещала: «Больше не дам! Будешь тогда знать, как обижать женщину».

Она не хотела быть ему только другом, и, скорее всего, даже совсем не стремилась попадать в эту категорию: Надежда желала любви. Она была слишком женщиной, чтобы стать мужчине всего лишь наперсницей.

Впрочем, ему было с ней хорошо: Надежда ничего не стыдилась, и простодушно полагала, что в постели нет ничего постыдного и запретного, забывая о том, что у любовника непременно возникнет вопрос: с кем она так напрактиковалась, и сколько же его предшественников вспоминают теперь Надюшу? Если построить их в ряд, то, может, целая рота получится? «Батальон! – она хохотала в ответ на такие вопросы. – Или взвод! Что больше – взвод или батальон? – и, внезапно сбросив улыбку с лица, утыкалась ему под мышку: Дурачок! Боже мой, какой же ты ещё дурашка! Мог бы и сам догадаться: женщине всегда приятно делать то, что хочет её любимый мужчина. Всё, что угодно. Без оглядки. Понимаешь?»

Настя тоже говорила о том, что нет выше счастья, когда любишь того, кто любит тебя, и за это можно всё отдать. Но всё-таки её что-то сдерживало: например, она не хотела смотреть эротические фильмы, которые Андрей специально купил – пусть знает, как это бывает у других людей. И не желала говорить, какие моменты их близости ей наиболее приятны: «Мы не американцы, – объясняла она, – это у них принято обсуждать, что и куда должно попадать, чтобы добиться фантастического оргазма, – слово „оргазм“ она выговаривала с трудом, краснея удушливой волной. – Это, знаешь ли, техника секса. А я никакую технику, даже эту, не переношу! Я вообще не способная к техническим дисциплинам. Главное – движения души, а не отдельных частей тела! И убери „Кама-сутру“ куда подальше. Потому что все эти позы и способы, – она снова смущённо опускала глаза, – всего лишь приложение. Приложение к философскому трактату. „Кама-сутра“ – это философия любви, а не руководство по сексу…»

Знала бы она, что Андрей рассказал об этом Надежде. Правда, он представил дело так, будто это у одного из его приятелей такие проблемы с любимой девушкой: ни в какую не хочет экспериментов в постели, и развратом считает даже… лёд. Вернее, не сам лёд, а его использование в играх двоих.

– Может, она холода боится? – уточнила Надежда. – Я слыхала: бывает холодовая аллергия…

– Да нет же, какая аллергия! – хмыкнул Андрей. – Коктейль со льдом она пьёт – и ничего. А вот провести кусочком льда по коже – это для неё чуть ли не Содом и Гоморра. Считает: подобные штучки от пресыщенности и скуки. В любви, мол, главное сама любовь, а не всякие приёмчики, её подогревающие…

– А может, она права? – Надежда задумчиво посмотрела Андрею в глаза. – Любовь не нуждается в учебниках, она сама – учебник. Человек в ней всегда дилетант, даже если кажется: всё знает и умеет, но, увы, ему ведомы лишь приёмы обольщения, и то не все, а все эти способы удовлетворения плоти – всего лишь технология секса…

Андрею казалось: Надежда говорит как по писаному, что, собственно, так и было. Она знала: Андрей много читает, и потому тоже старалась не ударить лицом в грязь – начала покупать книги, причём, старательно избегала всяких «дамских» романов, к которым он относился пренебрежительно. Прочитанное иногда помогало ей четче и яснее формулировать свои мысли, открывало неизвестное в, казалось бы, обыденном и привычном, а то и вовсе приходило на выручку, когда говорить уже было не о чем. В таких случаях она усердно припоминала что-нибудь интересное из недавно прочитанного и, стараясь выглядеть умнее, чем есть на самом деле, многозначительно говорила: «А знаешь, я тут недавно вычитала кое-что интересненькое…» И прилежно об этом рассказывала.

Так что её мысли о любви были не совсем чтобы её собственные, но, тем не менее, она верила в то, что говорила. И ещё она была благодарна Андрею: всё-таки именно он невольно приучил её к чтению.

– Извини, но без этой технологии самая возвышенная любовь уже вроде как и не любовь, а мираж какой-то, – не согласился Андрей.