Одиночество в хаосе мегаполиса

По телеканалу «Культура» передача о Майе Кристалинской. Как женщина она вроде некрасива, но какой голос, какое пение, именно пение, а не исполнение. Слушаешь, смотришь и ловишь себя на мысли: чудо, настоящее чудо песни, и сама певица приятней, желанней, родней всех сегодняшних Пугачевых, Аллегровых и прочих. Майя Кристалинская, в отличие от всей этой барышной шушеры, всегда пела сердцем, душой, она понимала, она чувствовала не только музыку, но и стихи — важнейшее составное песни. Майя Кристалинская — это действитель­но звезда, звезда незакатная. Для меня — вне сомнения.

5 марта. В «ЛГ» — «Лад», в «Ладе» — стихи и переводы Кошеля, стихи Тур­биной, очерк Кожедуба «Песняр» (о Мулявине и «Песнярах»), эссе Рублевской о Максиме Горецком. Выпуск ждал с нетерпением, читаю с интересом и удовольствием. Хотя нового для меня ничего и нет. Вот что значит свое!.. И заявляй (хотя не заявлял никогда), и говори, и думай, что ты — русский.

А может, это всего-навсего местечковость?..

8 марта. Тепло, солнечно, тихо. 0 — +2 градуса. На дежурстве.

Вчера был на заседании «Клуба рассказчика». Обсуждалась книга Алексан­дра Яковлева «Осенняя женщина» — это широко, а конкретно — шел разговор о трех рассказах, вошедших в эту книгу. Их-то я и читал, о них и говорил в своем выступлении. Говорил я, может быть, и много, но об одном — об ответственно­сти автора за слово, об умении пользоваться словом. А им-то Александр Яковлев, человек яркого таланта и, по-моему, хороший писатель и человек, как раз и не всегда умеет правильно распорядиться. И это весьма досадно, когда в коротком, а Яковлев в основном пишет короткие рассказы, в две-три странички, нет-нет да и встречаешь какой-то ляп. Так слово «матушка» у него идет в смысле «мать», а это неверно, есть и другие подобные ляпы.

Говорил я не зло, и, думаю, Яковлев и все присутствовавшие на вечере меня поняли. А вообще в «Клубе» собрались люди интересные, а многие мне даже и приятственные: А. Варакин, Ф. Черепанов, И. Русанов. Впервые увидел здесь вживе, хотя давно знаю, П. Басинского, В. Пеленягрэ, Л. Абаеву.

Заседание «Клуба» прошло живо, в атмосфере дружелюбия, понимания. Это то­же сыграло свою роль. Был и банкет — довольно приличный стол в нижнем буфете.

Ушел из ЦДЛа в неплохом настроении, что со мной в эти дни бывает крайне редко и что для меня очень важно.

В буфете, прямо за столом, Сергей Луконин набросал мой портрет. Довольно схожий. На это я заметил: «Сын Николая Старшинова и Юлии Друниной Сергей Старшинов дважды меня фотографировал (очень хорошие снимки получились), а его тезка, сын также знаменитого поэта-фронтовика Михаила Луконина меня запечатлел пером».

Конечно, выразился я не столь высокопарно, но все же, все же был в моей жизни прекрасный московский вечер. Притом, после жуткого, мрачного дня.

Вышел из ЦДЛа один и двинул по Тверскому бульвару на Тверскую улицу по праздничной Москве. Такие встречи и прогулки — это как раз то, что меня здесь держит, что дает силы выстоять, жить.

27 марта. Ясно, солнечно, безветренно: +5. По-весеннему легко дышится.

С утра хлопотал по хозяйству. После обеда поехал в «Дружбу народов» к Залещуку, завотделом поэзии. Стихи мои и переводы, по словам Залещука, гото­вы к печати еще с прошлого года. Но конкретно до сих пор ничего не известно.

В «ДН» встретил Турбину. Она обрадовалась мне: при ней была верстка био­графических справок авторов Антологии белорусской поэзии. Попросила меня просмотреть, внести дополнения, правки. Что я тут же и сделал. Среди авторов Антологии не оказалось Шушко, Трофимчука, Горегляд, Диковицкой. А ведь обе­щал Кожедуб, притом, мол, точно даст. Попросил по возможности включить хотя бы Шушко — нам с ним бок о бок жить. Так, сказал, и передай Кожедубу.

1 апреля. Сыро, ветрено, холодно.

Отвез стихи в «Наш современник». Ю. Кузнецова не было — в отпуске до 9 мая. Сдал подборку в секретариат.

Вышел из редакции и решил прогуляться, тем более что в последнее время я бываю в одних и тех же местах. Пошел по Цветному бульвару на Неглинную, с Неглинной свернул на Петровку, с Петровки на Страстной бульвар, дошел до Пушкинской площади и по Тверской двинул на Маяковскую. Там меня ждал Синадский. С ним пошли к Петровичу — решать наши общественные дела. Сказать честно, охота заниматься чем-нибудь подобным пропала у меня давно, но тут надо что-то делать — ветераны в лице Петровича мне симпатичны. Да и Петрович обещает отдать мне ключи от библиотеки, где при случае можно будет заночевать. Петрович и тут не против — был бы я, поэт, член СП, с ними.

А Москва все преображается: столько всего наворочали — и такого. Чего стоит Музей современного искусства на Петровке! А новостройки в центре. А сколько казино, ресторанов, салонов, кафе и прочего-прочего!.. Сам черт вкупе с дьяволом не разберутся, что и откуда появляется.