Одиночество вдвоем

— Я рад тебя видеть, Эйе, — фараон дружески похлопал его по плечу и уселся. Вид его был сосредоточенным, казалось, он что-то переживает, о чем-то беспокоится. — Мне кажется, — обратился он к Маи, — нас водят за нос, чтобы выиграть время. Гибель сирийского царя — это еще не победа над Сирией. Где правитель Кадеша?

— Его пока нет.

— Вот видишь! Усилить охрану вокруг лагеря. Послать гонца к хозяину города. Я разнесу его в пух и прах, если мне окажут здесь сопротивление.

Маи вышел поручить приказ.

— Как ты себя чувствуешь, мой фараон? — осторожно осведомился Эйе.

Тутанхамон, размышлявший о создавшемся положении, понял вопрос не сразу.

— А-а, — рассеянно начал он, — все прошло. Меня страшно мутило, и я подумал, что чем-то прогневал богиню Мут[19].

— Я подумал о том же, — согласно закивал жрец.

В шатер влетел перепуганный Упнефер и, не отдышавшись даже, выпалил скороговоркой:

— Мой фараон, со стороны города к нам движутся отряды кадешских войск. С верховья этой проклятой реки Оронт сюда плывут бесчисленные ладьи, до отказа забитые дружинами.

Тутанхамон в мгновение ока вскочил на ноги.

— Трубить сбор! Лучникам занять исходные позиции! Оборону укрепить копьеносцами! Колесницу — в укрытие!

Почти сразу заиграли литавры, застучала барабанная дробь. Дружинники Небхепруры, свежие и отдохнувшие, поджидали приближающегося противника. Однако не доезжая на расстояние выстрела из лука, сирийские ладьи остановились.

Фараон обратил свой взор на наступавших из города. Как и при битве у Чару, они шли без сопровождающей музыки. Шли шеренгой, молча, четко запечатлевая шаг, словно шли не на смерть, а демонстрировали свое могущество.

— Коварство сирийцев подобно коварству гиксосов[20], — воскликнул Небхепрура и обнажил свой меч. — В бой!

Мощная лавина египетских войск стремительно ринулась в атаку.

Заскрежетали щиты от сильных ударов, завязались ожесточенные бои, послышались первые стоны раненых и умирающих.

— Упнефер! — скомандовал Тутанхамон.

Тот сразу же подскакал к фараону и замер в ожидании приказа.

— Возьми человек сто лучников и поднимись к верховью реки, к ладьям. Не давай им высадиться. Если хоть один сириец доберется сюда вплавь, я своими руками прикончу тебя! Выполняй!

Сражение длилось до заката солнца. Поле боя было превращено в кровавое месиво. Невозможно было определить потери свои и противника. Сирийцы дрались упорно, до последнего дыхания.

В вечернем воздухе царил хаос из криков, ругани, стонов, звона металла.

Тутанхамон вдруг ощутил резкую боль в животе и пригнулся. Это было как нельзя кстати. В джебе[21] от его головы просвистела стрела.

Маи спешился и подошел к нему.

— Ты ранен, мой фараон?

Боль уже несколько отошла, и фараон, выпрямившись, посмотрел на советника.

— Спасибо, Маи. Ты единственный, на кого я могу всегда положиться. Подойди ближе.

Маи приблизился к фараону, который стал что-то вполголоса говорить ему. Эйе, сидевший на лошади, был неподалеку и ревниво наблюдал за ними.

Ряды сирийцев заметно редели, но и египтяне несли большие потери. Однако дружинники Небхепруры численно превосходили врага — в резерве фараона стояли десять еще не вступивших в бой дружин.

Небхепрура видел, как пал один из его заместителей войска, тот, который участвовал в войне с сирийцами еще при Эхнатоне. Тутанхамон прежде часто называл его учителем, обучавшим его искусству ведения боя. Ярость охватила его. Обнажив меч, он пришпорил коня и бросился в самую гущу противника, нанося лихорадочные удары направо и налево. За ним обрушились на сирийцев и личные телохранители фараона.

Откуда-то прискакал гонец от Упнефера и, не найдя фараона, доложил Эйе.

— Мой господин, славные воины господина Упнефера храбро сражались за честь и независимость могущественного Египта. Сирийцы и их ладьи потоплены, оставшиеся в живых сдались в плен. Сам господин Упнефер ранен, но не опасно. Скоро прибудет.

— Соколы! — Эйе одобрительно кинул и жестом отпустил его.

Внезапно заиграли литавры на стороне противника. Сирийские воины, застыв на мгновение, стали бросать оружие.

Сражение было проиграно…

Тутанхамон, запыхавшийся от физической нагрузки, поскакал к своей свите.

— Кажется, победа, — радостно объявил он.

Сирийцы, побросав оружие, подходили к ним. Тутанхамон дал указание подсчитать пленных и трофеи. Этим, как и прежде, занялся Маи.

— Поджарить мясо и выдать вина моим доблестным воинам, — распорядился Небхепрура и заспешил в свой шатер, почувствовав приближение рвоты. Не доскакав до него, он вдруг остановился. Густая темная масса съеденного и выпитого за день фонтаном хлынула изо рта. Отдышавшись и несколько придя в себя, он присмотрелся и заметил красные кровяные сгустки на рвоте.

Озадаченный, он зашел в шатер и прилег. Стало легче. Прояснилась голова, и он вдруг поймал себя на том, что невольно думает о смерти. Да, да, именно о смерти. Не будь болезненной схватки там, на поле боя, у реки, он бы сейчас лежал бездыханный. Как тот заместитель войска, отважно сражавшийся и погибший во имя благополучия Египта. Как Или, которого он как-то наказал, отстранив от должности.