Одиночество вдвоем

— Она голубая, — возражает ассистент. У него шишковатые локти. Зеленые глаза выражают недовольство жизнью. Маленькая коричневая собачка бредет через разбрызганную краску, вытягивает шею и обнюхивает себя. Ассистент отходит в сторону, так как не имеет права прогнать дрожащее животное с места, где оно приводит себя в порядок.

— Я сказал бледный, Дейл. Почти пастельный. Как в прошлый раз, — добавил Грег дружелюбнее.

— Но ведь это и есть бледный.

— Да, бледный, но я хотел, черт побери, чтобы он был насыщенным.

В студию вошел лысеющий мужчина, держащий блюдо со свежей выпечкой. Он остановился и оценивающим взглядом посмотрел на бухту, представляя, вероятно, свой голубой оттенок. Крик Грега прервал его размышления:

— Я хотел дельфиниум, Дейл! — От этой вспышки ярости Бен захлопал глазами, его лицо сморщилось, вытянулось и стало едва заметным.

Я и представления не имела, сколько требуется людей, чтобы сделать фотографию девушки в платье без рукавов. Раздевалка была набита людьми, которых отобрали для съемок. Они деловито разглаживали трикотажные вещи и слушали рассказ гримера.

— Они хотели, чтобы губы их блестели. Я сказал им нет. Я ненавижу блеск. Если вам нужен блеск, то вы ошиблись гримером.

— Кошмар, — поддакнул парикмахер. У него треугольные баки, и он расчесывает что-то липкое, чем-то напоминающее сыворотку по зализанным волосам фотомодели. — Вам всего лишь требуется творчески подойти к делу и что-нибудь сказать.

Несколько невесомых женщин попытались сочувственно выразить неодобрение и при этом с самым серьезным видом аккуратно расправляли ожерелья, придавая им овальную форму на туалетном столике. Они были похожи на ассистенток Элайзы: одна отвечала за обувь, другая — за аксессуары.

Бен в это время сидел в своем автомобильном кресле и робко пищал.

— Это ваш? — спросил парикмахер. — Должно быть, это здорово, иметь ребенка.

— О да.

— Сейчас я немного приведу его в творческий беспорядок, чтобы создать нужный образ, не возражаете?

— Думаю, мой ребенок еще не дорос до этого, — хмыкнула я.

Никто не засмеялся. Фотомодель медленно провела кисточкой для туши по ресницам и неуверенно посмотрела на меня.

Мои родители уселись на Г-образной формы кожаный диван черного цвета. Мама забилась калачиком в угол и перебирала беспорядочную гору личных карточек фотомоделей с маленькой фотографией на лицевой стороне и со снимками в разнообразных позах на обороте. Теперь она могла курить сколько угодно, что и делала, выдувая быстро со свистом дым, как паровоз.

Когда Дейл принес родителям кофе в пластиковых чашках, я произнесла:

— Мама, Бена надо покормить.

— Ах, да. В моей сумке должны быть леденцы.

— Он не ест леденцов. Он пьет молоко. Мне надо подогреть его.

Что, если послать мать с бутылочкой на поиски кухни, пока я успокаиваю Бена. Но моментально отбрасываю это идею. Вдруг ее случайно занесет на улицу, и она выбросит бутылочку со смесью в канал. Или обнаружит какой-нибудь источник с горячей водой и нагреет бутылку до такой температуры, что кожа слезет с глотки ребенка. Иногда мне самой странно, как это в детстве меня не подпалили или зверски не изувечили. Я направилась с Беном к столу секретарши узнать, где можно подогреть молоко.

— Что подогреть? — спросила девушка, поправляя свой пучок.

— Детское молоко.

Она нахмурилась, словно я попросила выдавить молоко вручную из ее собственных, приподнятых вверх подвижных грудей.

— Даже не знаю. Может быть, подержать его под электросушилкой?

Я попыталась возразить, но она уже была занята приведением в порядок своего пенала.

С несчастным видом мы с Беном потащились в раздевалку, где была только пепельница с четырьмя дымящимися сигаретами. Должна же тут быть кухня: Элайза что-то говорила про аппетитную еду! Откуда ни возьмись, снова появился лысеющий мужчина с легкой закуской и поспешно направился в другую студию.

— Бедный ребенок, что с ним случилось? — спросила фотомодель.

— Может быть, у него болит что-нибудь? Воспаление уха, у детей это бывает. Гной не выходит? — предположил гример.

Я усадила Бена на плечи и стала легко подпрыгивать.

— Ну вот, его тошнит, — сказала фотомодель.

Гример, специалист по ушным заболеваниям, схватил вату и с силой провел ее по моему шерстяному кардигану, оставляя полоску белого ворса. При каждом вдохе Бен резко втягивал живот в себя. Интересно, может ли младенец лопнуть просто из-за горя.

— Есть здесь чайник? — в моем голосе звучало отчаяние.

Фотомодель, не вынимая изо рта соломинку, через которую она пила черный кофе, чтобы не стереть губную помаду, указала в угол, где стоял туалетный столик. Костюмерша безуспешно пыталась вставить вилку чайника в розетку.

Маленькая собачка лаяла, скребя бетонный пол.

Грег врубил музыку. Несмотря на то что чайник был включен, ничего особенного не происходило. Я быстро запихнула бутылочку в рот Бену, лишь бы он заткнулся, уверенная, что он сразу ее отвергнет. Сделав несколько неуверенных глотков, он с отвращением выплюнул бутылку с холодным молоком, но, видимо, решив, что криком сыт не будешь, снова схватил губами соску.