Одиночество вдвоем

— Держи его, — сказала я, снова наливая микстуру в ложку.

Бен завопил как резаный, ударив ложку ногой.

— Давай покатаем его на машине, это его успокоит, — предложил Джонатан.

— Мы поедем в больницу.

— Зачем? Ведь ничего не…

— У него инфекция.

Точно, инфекция, вызванная грязью и бактериями от вдыхания сигаретного дыма в студии Грега. А может быть, это вызвано тем, что он находился близко со зловонным каналом, где обитают крысы со своими отвратительными болезнями. В свое первое посещение я заметила, что в воде, покачиваясь, плавал, по-моему, полусдутый футбольный мяч. А вдруг это был какой-нибудь грызун, давно сдохший и раздутый.

Ну а что, если это из-за пола в студии, который собака скребла и лизала, а потом справила на него свои дела? Я даже воочию увидела микробы, кишащие по всему животу Бена. Боже! Что они с ним сделают? Я слышала о болезнях, вызванных собачьими экскрементами: слепота, бешенство. Бет всегда пишет всякие петиции, в которых требует запретить собакам появляться на тротуарах и в парках. Теперь я ее прекрасно понимаю.

— А может быть, он что-нибудь проглотил? Одну из маминых заколок для волос. Она не заметила, как он вынул у нее из волос эту заколку и проглотил?

Джонатан усадил Бена в машину.

— Все в порядке. Ну успокойся. Успокойся.

— Стал бы он так орать, если бы съел что-нибудь опасное?

— Он не съел ничего опасного.

— Может быть, он слишком мал для всей этой твердой пищи? Его кишечник еще не в состоянии ее переварить.

От такой тактики мне стало неловко, и я пытаюсь отвести очередное подозрение, что наш сын проглотил кисточку для нанесения теней или колпачок от губной помады, которые теперь находятся внутри его желудка.

О чем я думала, когда тащила ребенка к взрослым, которые озабочены только одним: с какой стороны, сейчас или не сейчас делать пробор?

— У него там внутри что-то есть, — плача сказала я, когда машина подпрыгнула, проезжая через «лежачего полицейского». — Они должны будут просветить его рентгеном. Как они это извлекут?

— Что извлекут? — закричал Джонатан.

— Что бы ни было. Острый предмет. Выйдет ли этот предмет из его заднего прохода или им придется вскрывать его живот?

Загорелся красный светофор.

— Он ничего не проглотил, Нина. Ничего такого у него в животе нет.

Я представила внутренности Бена: малюсенький животик, селезенка и кишки усиленно подрагивают, стараясь вытолкнуть что-то холодное, тяжелое и блестящее.

— Я сейчас пороюсь у него в подгузниках. Обыщу их и посмотрю, там ли этот предмет, как делают с экскрементами совы, чтобы обнаружить маленькие черепа живностей, съеденных ею.

— Нина, не надо. Возможно, это вирус.

Видимо, он прав. Со времени съемок прошло больше четырех недель. Однако опасность все еще есть: предмет гноится медленно и уже весь изъеден.

Бен разошелся, как пылесос, который, того и гляди, перегреется и сгорит. Когда такое происходит, стараешься не обращать внимания на громыхающие звуки, словно все нормально, однако понимаешь, это знак, и не все так хорошо — все эти странные удары и вибрации могут закончиться небольшим взрывом и ужасной гарью. Потом нужно вызывать специалиста, который, возмущаясь, дотошно роется в своей грязной брезентовой инструментальной сумке, говоря, что шанс починить очень небольшой, мизерный, но было бы намного лучше, если бы его вызвали на час раньше.

Я вытерла слезы тыльной стороной ладони о свою футболку. Из моего носа потекло. Как Джонатан может оставаться таким мужественным и совершенно невозмутимым? И только когда я увидела, как солнечный свет упал на его влажную верхнюю губу, и поняла, что мы мчимся со скоростью 50 миль в час вместо 30 положенных, до меня дошло, что Джонатан сильно взволнован.

Глава 7 ПРОСТУДА

Молодой мужчина с бескровными щеками недовольно выяснял отношения с автоматом для продажи горячих напитков.

— И это называется «капучино»? — кричал он, сжимая коричневый пластмассовый стаканчик, который угрожающе трещал.

Я села на пластмассовое сиденье оранжевого цвета. Джонатан укачивал Бена. Лицо малыша было мокрым от слез и слюней, но, к счастью, он молчал.

— Я сказал капучино, — произнес мужчина, сильно ударив ладонью по автомату. Светло-коричневая жидкость полилась на рукав его пальто, запачкав, как дорожной грязью. — Капучино! — завопил он. — Разве не достаточно пропустить пар через молоко, чтобы оно закипело и сделать настоящую пену вместо этой мочи. — Он лягнул ногой автомат.

— Осторожнее, вы можете обжечься, — предупредил Джонатан.

Мужчина, еле держась на ногах, обернулся и посмотрел на него.

— Кто вы такой? — рявкнул он.

Джонатан посмотрел на часы.

— Я спрашиваю, кто вы? — потребовал мужчина.

— Джонатан, — ответил Джонатан, устремляя свой взгляд на плакат, рекламирующий грудное кормление. На плакате не было ни большой испещренной прожилками груди, ни темного соска. Обеденный перерыв, а рядом нет ни одной груди.

В кафе с коллегами сидела женщина с отвратительно короткой стрижкой и смеялась. Ее ребенок ловко спрятался за ее голову.

— Симпатичный ребенок, красивая женщина. Вы женаты? — поинтересовался любитель капучино.