Одиночество вдвоем

Пылесос произвел такой эффект, что пыльный ковер приобрел потрясающе розовый цвет, как дешевая губная помада. Кто-то застучал в дверь, как будто от этого зависела их жизнь. Я подумала, что это Хелен хочет забрать свой пылесос или вверху кто-то недоволен неистовым его шумом. Но это был Чарли, и я не знала, что ему было нужно. Для своего возраста он казался маленьким, и у него были бессильные запястья, как у лука-порея. Я впустила его, не уверенная, что ребенку его возраста может нравиться из еды или питья. Я подумала, что он смог бы сделать с аркой для развития физической активности.

— Это ваша квартира? — спросил он.

Он говорил излишне громко, возможно, чтобы его услышали другие дети.

— Что-то в этом роде. Это место, где я живу.

Он стал вышагивать по гостиной и посмотрел на микроволновую печь на балконе.

— Вам это нужно? — спросил он.

— Нет, а почему ты спрашиваешь?

— Я бы мог держать в ней вещи. Можно я выйду?

Я выпустила его на балкон, надеясь, что он не устроит какую-нибудь злую шутку у ограждения.

— Вы не сведена? — крикнул он с балкона.

— Нет, я не разведена.

— У вашего ребенка есть отец?

— Есть, — терпеливо ответила я. — Просто он не живет с нами.

Я говорила, словно по книге, пытаясь помочь детям с помощью чередующихся ритмов: я не вижу папу часто, ну и что такого.

Чарли перестал слушать. Он снова вошел в комнату, включил телевизор и громко засмеялся, когда девочка из мультфильма с рыжеватыми косичками отколошматила мальчика портфелем.

Джонатан хотел привести в порядок вещи. Он маячил передо мной, пока я мыла Бена, наблюдая, как я тру маленькое тельце розовой флуоресцентной губкой. Джонатан, будучи вежливым, не стал комментировать мои непрофессиональные разводы на стенах.

Чарли сидел в гостиной и готовил снадобье, с силой размешивая кукурузные хлопья в месиве из томатного сока и молока. Он с удовольствием ел эту удивительную смесь, перемешивая ее компоненты. Иногда он приходил и говорил, что ему «нужен» холодный горошек и суп с ветчиной, приправленный майонезом. Я застала его в тот момент, когда он намазывал сырую морковь дрожжевой пастой «Мармит». Он всегда что-то жевал или грыз, иногда делал это одновременно. Его передние зубы около десен становились серыми. Он вел себя так, как беременная.

Мы с Джонатаном собирались обсудить планы, но он уставился на мое запястье, удивляясь, почему я ношу дешевые красные часы с рынка, вместо его дорогих часов. Трудно объяснить, когда Чарли сидит здесь и производит скребущий шум металлической ложкой.

— Нам нужно установить определенный порядок, — прошептал Джонатан.

— Зачем? Ты можешь видеть Бена, когда захочешь.

Его губы раздраженно дернулись.

— Я бы хотел, чтобы все было более организованно.

— Тебя устроит, если он будет у тебя по выходным дням?

По правде сказать, я этого не хотела. Как не хотела и того, чтобы в свои выходные остаться без ребенка.

— С ночевкой Бена могут возникнуть сложности. У меня живет Билли. Он выбит из колеи. Пошел постричься, после чего быстро оказался под градусом. Ну и потом, у него с животом творится неизвестно что.

Я вынула Бена из ванны и завернула в полотенце с капюшоном. Мне было интересно, действительно ли Джонатана так волнует Билли. В доме еще один человек, и для него надо готовить.

Пока я надевала на Бена пижаму, Джонатан рассматривал допотопные розетки и штепсельную розетку кухонной раковины с таким видом, словно ждал, что оттуда хлынет что-то отвратительное. Он захватил с собой мою почту. Одно письмо было адресовано Бену: «Агентство “Маленькие красавчики”» было написано темно-синим почерком на обратной стороне конверта. Внутри лежал чек за рекламную работу Бена. Я была поражена суммой. Джонатан вырвал чек у меня из рук и сказал: «Я положу это на его сберегательный счет». Словно я собиралась промотать деньги на экстравагантные кремы с золотыми частицами.

— Еще будут? — спросил он.

— Нет. Мы перестали всем этим заниматься. Так что агентство разорвало с нами отношения.

Чарли поднял глаза и угрожающе принялся облизывать ложку.

Джонатан повернулся спиной.

— Ты не хочешь признавать очевидного, — прошипел он у двери. — Эта беременность. Ты ведешь себя так, словно все это нормально.

Весна пришлась на первое апреля — день всех дураков. Один день я носила похожий на птичье гнездо свитер Кристофа, в другой день я потела в своем розовом кардигане в офисе в компании сильно напомаженных носатых женщин, говоривших с австралийским акцентом. Катерина основывала новый журнал. Элайза дала ему мое имя, возможно, в качестве компенсации за эпизод с Джонатаном, но, вероятнее всего, решила, что мне нужно чаще выбираться из дома.

— Мы не стремимся к тем же старым дерьмовым отношениям, — зло сказала Катерина со своего обшарпанного стола. — У нас очень умные читатели. Их не волнуют приятные люди.