Одиночество вдвоем

К Рождеству пришли подарки. Бен получил от Джонатана деревянный конструктор с отверстиями разной величины, в которые надо вставлять кубики для развития сноровки рук. От Бет пришла открытка в виде снеговика, сделанного из маленьких клочков белой салфетки, склеенных на картоне, возможно, с помощью Рози, и синие, из кроличьего меха, комнатные туфли. На открытке написано: «Скучаем по тебе. Желаем самого счастливого Рождества. С любовью Бет, Мэтью и Мод». Рози не упоминалась. Может быть, она не занимала такого высокого иерархического положения, чтобы быть упомянутой в рождественской открытке.

Констанс прислала Бену кремового цвета кардиган с грубыми перламутровыми пуговицами. Мне Джонатан ничего не прислал. От моих родителей ни мне, ни Бену тоже ничего не пришло. Я снова упаковала подарки Бена и положила их высоко на книжный шкаф.

Я позвонила родителям и напомнила им о существовании их дочери и внука и похвасталась, как хорошо я управляюсь. В ответ моя мать спросила:

— Как ты находишь дом, он удобный?

«Более или менее, — хотела я сказать, — теперь, когда у меня есть горячая вода. Почему ты меня ни о чем не предупредила? Что заставило тебя прогонять меня в такую даль зимой с ключом, неразборчивой схемой и ребенком?» Но это не ее вина. Никто не заставлял меня делать это.

— Идеальный, — ответила я ей.

— Вот как? Твой отец и я почти не бываем там. Обычно зимой мы туда не ездим: так холодно, правда? И ужасно сыро. Но, учитывая, что ты там, мы подумали, почему бы и не приехать. Так что к Новому году мы будем. Может быть, ты могла бы привести в порядок дом, купить продукты.

— Я все сделаю, — сказала я, проникая симпатией к предложению Сильвы по поводу жаркой гостиничной комнаты без родителей.

От Элайзы тоже пришли подарки: для Бена — мягкий детский пуловер; для меня — ароматерапевтический набор для ванны (как раз вовремя, если учесть наличие горячей воды). Кроме этого был компакт-диск с задушевной музыкой, приобретенный с большой скидкой, — она даже не содрала наклейку с ценой, — который, ввиду того что у меня нет стереофонической установки, я смогу слушать только в машине. Я снова упаковываю подарки, чтобы потом с радостью открыть их в Рождество.

В сумке, которая пришла от Элайзы, лежал конверт, сначала я приняла его за открытку, но там оказалось письмо, написанное очень быстрым небрежным почерком:

«Дорогая, дорогая Нина, все ли у тебя хорошо? Ты все еще живешь в хибаре своих родителей? Мне было трудно поддерживать с тобой контакт. Извини. Все стало так сложно. Звонил Джонатан, хотел знать, слышала ли я что-нибудь относительно твоих планов. Разговор был довольно натянутым. Подумай только, он подозревал, что я что-то утаиваю — вроде того, что я знаю больше, чем говорю. Что я могла ему сказать? Он, должно быть, сошел с ума от беспокойства. Это что, запоздалые послеродовые издержки? Почему ты не вернешься и все не уладишь? Ты могла бы принимать таблетки. Сарита на работе регулярно принимает немного сератонина, и это доставляет одно удовольствие. Она по ночам потеет и у нее немного отсутствующий взгляд, но зато улыбается больше. Нина, должна сказать, я частично несу ответственность за то, что втянула тебя с ребенком в эту кутерьму с фотомодельным бизнесом. Пожалуйста, позвони.

Элайза…

P. S. Чувствую себя плохо, что не смогла тебя поддержать, когда ты была здесь. Была занята делами Дейла. Ну вот, теперь с этим покончено. Он говорит, что хочет кого-то вроде меня — веселую, сексуальную, умную. Но помоложе. Я по собственной глупости связалась с молодым парнем. В моем-то возрасте».

От резкого, раздавшегося на крыше треска черепицы Бен резко поднял ноги и ударил ими по кухонному столу. Он сидел у меня на коленях и поедал утренний завтрак, состоящий из остатков земляничного пирога. Кто-то ходит по моей крыше и ворует свинцовую кровлю.