Одиночество жреца. Том I

Второй удар в гонг. Я поудобнее перехватил свой посох, будто взвешивая его в руке.

Третий удар.

Как и в моем видении, Каид сорвался с места и устремился в мою сторону, я же…

Просто развернулся и пошел обратно, прочь с арены.

По трибунам прокатилась волна разочарованного вздоха, в котором было еще и более чем достаточно презрения. Я не концентрировался ни на ком конкретном, только уловил максимальное удивление Бренарда — граф на самом деле волновался за меня. А вот Орвист, похоже, что-то уже понял, потому что от виконта исходило чувство предвкушения отличного зрелища.

Я услышал, как Каид остановился. Как бы он ни жаждал моей смерти, но нападать со спины юнец не собирался. На что, впрочем, и был расчет.

— Эй! Северная собака! Повернись ко мне лицом, как воин, и прими свое наказание! — сказал медленно, чтобы я его понял, Каид.

Возможно, он сказал «сын собаки» — я не уверен, вроде, между «северная» и «собака» было еще какое-то слово — к новому ламхитанскому я еще до конца не привык.

Я ничего ему не ответил — даже плечом не дернул. Передо мной была только дверь, которая вела прочь с арены.

Чем ближе я подходил к массивным воротам, тем ярче начинала гореть руна Пала на моем посохе. Сейчас оружие было повернуто руной вниз, так что никто толком этого не видел, но я прямо ощущал божественный жар, исходящий от этого места артефакта.

Я перехватил посох двумя руками. Руна блеснула огнем на полуденном солнце, после чего весь посох охватило красное пламя Пала. Сейчас артефакт был пуст — я не вкладывал в него свой ментальный конструкт, так что бог Войны смог свободно накачать оружие своей чистой силой.

На секунду мне показалось, что я держу в руках кусок раскаленного железа, но мощь и сила, переполняющая сейчас оружие, передалась и мне. Стало очень спокойно.

Разговоры стихли в тот момент, когда только блеснула руна бога Войны, а вот когда запылал весь посох — стало слышно, как я шаркаю подошвами по мелкому, специально просеянному песку, которым был покрыт пол арены.

Когда я оказался вплотную к двери, из которой вышел меньше пяти минут назад, я повернулся лицом к бледному Каиду и притихшим зрителям, и сказал:

— Сегодня ночью я молился одному из своих покровителей — богу Солнца и Войны, всемогущему Палу. Я молился, чтобы он помог мне одержать победу так, дабы ни у кого из присутствующих не возникло сомнений в том, что я ношу свою косу, свою красную прядь и свой посох, который отмечен четырьмя старшими богами и выкован самим Сидиром, по праву!

В этот момент я поднял сияющий красным светом артефакт над головой и на нем коротко блеснули руны трех других моих покровителей: Сидира — желто-красным цветом огня, Софа — синим и Калиты — зеленым.

Никто на арене не издал ни звука, хотя в ментальном поле бушевал такой шторм, что, мне казалось, все здание сейчас развалится на части. В особое возбуждение пришли те, кто видел свет руны Мудреца. Насколько я понял, у Каида не было синей косички — только красные. То есть, по законам Ламхитана, если мне покровительствует еще и Соф, он просто не имел права бросать мне вызов.

— По правилам, ворота арены открываются только перед победителем. Иначе покинуть площадку нельзя. Именно победитель, тот, кто доказал свою силу, уходит с площадки первым!

На этих словах я развернулся спиной к арене и зрителям, перехватил поудобнее посох и, в последний раз помянув Пала, со всей доступной мне силой и яростью ударил в створ стальных ворот, которые стояли между мной и внешним миром.

Если бы я точно не знал, что в этом мире нет пороха, то подумал бы, что где-то взорвался артиллерийский снаряд.

На том месте, где я стоял, поднялось облако пыли и когда оно осело, для притихших зрителей и бледного Каида, нервно сжимающего родовую саблю, открылась крайне занятная картина.

Почти треть стены чаши арены пошла крупными трещинами, а сами массивные ворота, которые были настолько тяжелы, что их приходилось открывать вчетвером при помощи сложных механизмов, буквально влетели внутрь небольшой комнаты, выломав за собой часть каменной кладки. Посреди всего этого безумия стоял я, стараясь не пошатнуться и не осесть прямо там же, на песок арены: отдача от удара была настолько чудовищной, что, казалось, в моем теле не осталось ни одной целой связки или мышцы. Но шоу пока не закончилось.

Демонстративно взмахнув все еще пылающим кроваво-красным светом посохом, я оттолкнул какой-то камень от своих ног и двинулся на выход — прочь с арены.

Потому что победитель выходит через свои ворота первым. А о том, что ворота должны открыть с другой стороны, в дуэльном кодексе не было ни слова.

Глава 9. Цена величия