Кореанно тоже встала, попрощалась и вышла, уверенно цокая каблучками. Президент и глава его администрации проводили её взглядами, потом посмотрели друг на друга и помолчали ещё некоторое время.
— Ты ведь не мог хорошо всё обдумать, у тебя времени не было, — утвердительным тоном заметил Антонов. — Зачем бросаться омут, не зная броду, или как там ещё говорится?
— О чём тут думать, драться надо. Лучший способ обороны — нападение.
— Суворовские лозунги в нашем деле не всегда оправдываются. Даже Юля это знает, а ты, словно мальчишка, пошёл на авантюру с поднятым забралом.
— А чем плохо? Расставить точки над i, раздать всем сёстрам по серьгам и посмотреть, что получится. Погибать, так с музыкой. Я ведь ещё не выступил, и до тех пор ничего не определено. Посмотрю в воскресенье, что там юлины орлы родят общими усилиями на предмет заявления, в понедельник — ещё внимательнее — на план кампании, и там решу.
— Что такое ты хочешь увидеть во всех этих бумажках, чтобы решиться на бунт? Про овраги не забыл?
— Про овраги я всегда помню, но всё равно дольше понедельника откладывать некуда. Либо мы делаем совместное заявление с Покровским, либо я делаю своё собственное.
— Ты уверен, что он будет спокойно наблюдать за твоими двойственными приготовлениями? Кстати, почему ты не поручил Юле заодно и другое заявление? Или парочку? О начале гражданской войны, об аресте генерала по подозрению в злоупотреблении властью, ещё о чём-нибудь в том же духе.
— Мне противно ощущение крючка в челюсти.
— Но ты действительно на крючке! Противно или не противно, но так случилось. За тобой выбор: сдаться на волю рыбака или оборвать леску. Первое — проще, второе — гораздо больнее.
— В отставку я пока не собираюсь, заявление о ротации Корчёный тебе уже сопроводил, и Юля не может его переписать. Так зачем же ей о нём говорить? Пусть не отвлекается на привходящие обстоятельства.
— И всё-таки, чего ты ждёшь от своей пресс-службы? Каким должен оказаться их проект, чтобы вдохновить тебя на шаг вперёд? Ты, кстати, стоишь сейчас на краю пропасти, и шагать вперёд — не самый разумный выбор.
— Понятия не имею. Думаю, свою роль должно сыграть вдохновение. Со мной уже так случалось в прошлом: сейчас ничего не ясно, сплошная неопределённость, а через минуту хаос волшебным образом рассеивается, приходит понимание, и только диву даёшься, почему сомневался в очевидном.
— И ты оставался жив?
— Как видишь. Очень неплохо себя чувствую.
— А как ты себя почувствуешь, когда твоя родная дочь попадёт под суд?
— Я буду несчастлив.
— Ты ведь можешь избегнуть несчастья. Всего-навсего нужно тихо перейти из президентского кресла в премьерское. Покровский ведь так поступил и, можно сказать, процветает.
— Ты ведь и сам понимаешь разницу. В глазах страны он не так уж и ушёл, просто сделал ход конём и продолжает контролировать ситуацию с другой позиции. А на меня посмотрят как на подручное средство, орудие в чужих руках.
— А в тебе ретивое взыграло? Хочешь непременно состоять в лидерах нации? Даже если потребуется отдать на заклание Светлану?
— Причём здесь заклание? Пока есть все основания предполагать её невиновность.
— Подправить пару бумажек — и всё изменится.
— Ты хочешь сказать, даже президент не может рассчитывать на непредвзятое расследование и беспристрастный судебный процесс?
— Может, если предварительно не рассердит Покровского. От тебя ведь не требуются никакие жертвы, нужно просто смирить гордыню.
— Гордость.
— Если почитаешь классиков и Библию, то поймёшь — это одно и то же. У Пушкина гордость фигурирует как синоним заносчивости и высокомерия. Учись смирению.
— Смирение хорошо для монастыря, — Саранцев рассеянно погладил обеими руками стол, словно искал на ощупь потерянную мелкую вещицу. — Я просто… просто хочу оставаться собой. Я ведь до сих пор не жрал бурду вместе со свиньями.
— Даже когда принял предложение Покровского о президентстве?
— Разумеется. А ты думаешь иначе?
— Думаю. Ты никогда не казался мне милым мальчиком в коротких штанишках и розовых очках. Ты с самого начала всё понимал, но принял генеральские правила игры.
— Ничего подобного. Я думал, он собирается постепенно отойти от дел.
— На каком же основании ты ждал от него смирения, если сам на него не способен?
— Это не смирение. Он уже достиг вершины политической карьеры, и в его возрасте второе пришествие — просто неприлично. Подумай сам — это же смешно. Вся страна будет смеяться. Подобных фокусов с перестановками в верхах Россия ещё не знала. Уходя — уходи.
— Мало ли чего Россия не знала. К тому же, вся страна смеяться не будет, у генерала есть много реальных сторонников, и они обрадуются. Ты для них — странная помеха, лишняя спица в колесе, они ждали от Покровского третьего срока сразу, и вдруг из ниоткуда возник ты. Теперь события просто вернутся в надлежащее русло.