— На ваших убеждениях, разумеется. На ваших знаниях, на вашей вере. Возьмите, например, наших нынешних сталинистов. Могут они не знать о массовом терроре, голоде, пытках, доносах и прочих достижениях этого величайшего маньяка всех времён и народов?
— Вряд ли. Но, я думаю, они не верят — по крайней мере, в конкретные цифры.
— Вот именно. А вы знаете о массовом строительстве заводов, электростанций, городов, а также о великой победе в великой войне?
— Конечно.
— То есть, вы и какой-нибудь отборный сталинист знаете одно и тоже, но основываете на своих познаниях диаметрально противоположные выводы. Вы ведь не сталинистка, раз вы здесь, с нами?
— Нет, Пётр Сергеевич, я не сталинистка, — улыбнулась Наташа.
— И почему же?
— Потому что я считаю Сталина убийцей миллионов людей.
— Вот именно. А для сталинистов он — отец народов, великий модернизатор, победитель в войне, строитель грандиозной промышленности и воссоздатель великой империи. Если их спросить про миллионы жертв, они ответят, что это ложь, что погибли не миллионы, а сотни тысяч, и что большая часть погибших заслуживала смерти, поскольку мешала прогрессу, а остальным просто не повезло стать плодородным гумусом истории. Так кто же из вас прав?
— Мы, конечно.
— А сталинисты с вами согласятся?
— Нет.
— А вы с ними когда-нибудь, при каких-нибудь дополнительных условиях и компромиссах согласитесь?
— В смысле — соглашусь ли я назвать Сталина героем, если коммунисты сумеют объяснить мне его политику?
— Примерно. Я бы сказал, если они сумеют вам доказать, что смерть миллионов оправдана строительством заводов и победой в войне.
— Нет, не соглашусь.
— А коммунисты согласятся считать его маньяком-убийцей, если вы сумеете доказать им, что миллионы трупов нельзя искупить никакими благими делами?
— Наверное, только если перестанут быть коммунистами.
— Полностью с вами согласен. К чему же мы пришли?
— К тому, что мы никогда не согласимся с коммунистами в оценке роли Сталина в истории.
— Да, но в более широком смысле мы пришли к логическому выводу относительно различий между правильным и ошибочным. При условии, что обладатели взаимоисключающих точек зрения на какую-либо общественно-политическую проблему имеют в своём распоряжении одну и ту же информацию, их различия определяются морально-этическим подходом к теме. Если же кто-то имеет суждение, основанное на незнании фактов, а при получении доступа к ним меняет своё мнение, то он банально ошибался. Но в нашем отечестве этот самый доступ часто представлял в прошлом и представляет до сих пор большущий отдельный вопрос. Люди платили свободой и даже жизнью только зато, что говорили вслух правду. И теперь пришло самое время поговорить о свободе личности.
— Коммунисты ведь тоже за свободу.
— Не спорю. Более того, Покровский и Саранцев — тоже горой за свободу. Иногда послушаешь хоть одного, хоть другого, и сомнение одолевает: может, я с ума схожу? Вот же человек на экране телевизора, он говорит, руками двигает — совсем как живой. И говорит он не о бессмысленных пустяках, а о свободе. Я ведь знаю его дела, а не слова, и я убеждён — он диктатор. Но вот он шевелит губами и распространяет вокруг себя вибрации воздуха со словами любви к свободомыслию. Почему же он это делает?
— Хочет понравиться, — уверенно ответила Наташа на обращённый к ней вопрос Ладнова.
— Полностью согласен. Но почему он использует для пропаганды, в числе прочих, и миф о своей любви к свободе?
— Потому что считает его выигрышным.
— Почему же он считает его выигрышным?
— Потому что людей привлекают лозунги свободы, равенства и братства.