Одиночество зверя (СИ)

— Что-то мы совсем погрязли в образах, — спохватился Саранцев. — Любой твой газетчик яйца выеденного не стоит. Их звёздный час прошёл в конце восьмидесятых. Сейчас они — обыкновенные торговцы чужими тайнами, предпочтительно — пикантными.

— Чужие тайны — двигатель политики, не находишь?

— Они — основной смысл шантажа.

— А я о чём говорю? В политике шагу без шантажа не ступишь, и без прессы здесь никак не обойтись. Но наша Юленька на этой поляне — самый красивый цветок.

Кореанно вернулась в кабинет и деловито зацокала каблучками назад к столу президента.

— Они вот-вот подъедут, — деловито сообщила она, вертя в пальцах наладонник.

— Кто «они»? — прикинулся глупым Антонов.

— Дмитриев и Муравьёв.

В груди Саранцева разлился мерзкий холодок. Нет ли здесь ошибки? Приезд Дмитриева запланирован, но вызов Муравьёва в контексте известных событий приобретает чересчур многозначительный оттенок. Он непременно увидит связь, как и Покровский, который тоже очень скоро узнает о сборе министров в Сенатском дворце. Видимо, оба силовика уже располагают мнением Покровского о надлежащих мерах в сложившейся обстановке. Ну что ж? Пусть располагают. А он заведёт с ними разговор о Мытищах и организации кортежа до ресторана. Профессионалы не берут назад ходы в шахматных партиях, он тоже не может отменить принятых решений, и задним числом обдумывать их несовершенства — полное безумие. Он готов к встрече. Он не станет заискивать или идти в атаку нахрапом. Он будет спокоен, ироничен и уверен в себе, полностью погружён в мероприятие по связям с общественностью и ни в малейшей степени не растерян.

— Юлия Николаевна, вам нравится ваша работа? — спросил Игорь Петрович из желания отвлечься от серьёзных мыслей.

— Она меня вполне устраивает на данном этапе, — ответила Кореанно после секундной паузы. Она старательно скрывала вспышку раздражения, но опущенный взгляд и нервные пальцы с головой её выдали. Вопрос звучал почти как угроза увольнения, а Юля не любила попыток запугивания, тем более безосновательных.

— Вы не подумайте ничего плохого, просто мы тут с Сергеем Ивановичем обсуждали положение журналистского цеха в общественной жизни и несколько разошлись во мнениях.

— Я сейчас не журналист, — в тысячный раз повторила Юля фразу, уже много раз произнесённую в ответ на обращения к ней разных людей.

— Мы — тем более, но мнение о них имеем. По-вашему, какова роль прессы сегодня?

— Это барометр, способный во многом делать погоду.

— Но вы считаете необходимым свободное слово?

— Разумеется. Вопрос только в определениях. Свободный журналист не считает возможным уступать давлению, но он всегда зависит от своих источников информации, и они способны им манипулировать. Никто никогда не знает всей правды, но объём, место и время обнародования некоторой её части может иногда вызвать взрывной эффект. Как и характер этой обнародованной части, разумеется.

— Но вы не разочаровались в своём профессиональном выборе? Ведь столько подковёрной возни, грязных денег, лжи, предательства.

— Не только. Есть ещё смелость, честность и неподкупность — они вовсе не легенда, я знаю. Вместе получается насыщенная жизнь — как на театральной сцене, среди шекспировских страстей.

— Театр ведь — ложь? Одна видимость страстей.

— Персонажи пьес вымышлены, но играют в спектаклях живые актёры и актрисы со своими собственными мыслями, отношениями и тайными затеями.

— И не устаёте жить на сцене?

— Наверное, я родилась для неё.

Юля перестала сердиться и задумалась ненадолго о своей короткой жизни. Она не совершила ничего великого, как и подавляющее большинство людей, но зато всегда видела далеко впереди цель, чем почти никто похвалиться не может. Не шла по головам, ни под кого не ложилась, но достигла степеней известных, пусть и не славы. О славе и призвании мечтают в детстве и в юности, а в её возрасте среднестатистические граждане довольствуются куском хлеба, лучше с маслом. И ещё — моральным удовлетворением от достигнутого карьерного роста. Пускай она не счастлива, зато довольна.

— Юлия Николаевна у нас предпочитает моноспектакли у трибуны, — бесцельно съязвил Антонов.

— Я, Сергей Иванович, обожаю общество людей целеустремлённых и любопытных. Вот и провожу среди них много времени.

— Это вы о журналистской братии?

— Не о политиках же.

— Лично я — обыкновенный бюрократ, так что вы Игоря Петровича поддели, а не меня. О нас, разумеется, стихов не слагают, только матерные частушки, зато страна лежит у нас на плечах.

Юля рассмеялась звонко и искренне, не считая нужным скрывать своего отношения к бюрократии.

— Между прочим, Юлия Николаевна, вы — тоже бюрократ. Над собой смеётесь, — не отступал Антонов.

— Я не бюрократ.

— А кто же вы? Свободный художник? Вы состоите на государственной службе, в вашем подчинении люди, вы обеспечиваете президенту свою часть обратной связи с обществом. Весьма незначительную, правда, но, тем не менее, свою посильную лепту вносите.