А небо за окном было безоблачно и спокойно, и безучастно к делам людей. Голова Павла наполнилась голосами, они звучали все громче и пронзительнее. Демоны, проникшие в его голову, подняли невообразимо радостный вой, и ему хотелось одного, заткнуть уши, чтобы ничего в них не пускать! Но они уже поселились и бесновались у него в голове, злые и завистливые, коварные демоны. Он вспомнил, до чего хрупка человеческая жизнь, и его охватил самый страшный из всех известных людям видов страха, ‒ страх за жизнь любимой.
Какая беспечность! С любимыми нельзя расставаться. Ни на минуту! Ни на миг! Корил он себя. Ведь он-то знал, насколько беззащитен тот, кто любит. По-настоящему, любит? А как еще можно любить! Ему стало трудно дышать, он рванул ворот рубахи, в кровь расцарапав горло. Под ноги беззвучно, как падают опавшие листья, посыпались пуговицы.
Его обдало холодом свершившейся беды. Волосы на голове встали дыбом. И взору его открылось то, что случилось. Как она летела легким перышком, такая тонкая, руки, как крылья разбросав, ее запрокинутое лицо на асфальте и две струйки крови, вытекшие из носа, остывающие на белой, неживой щеке. Он увидел все в мельчайших подробностях, особенно ее мертвые бледные губы и долго пытался понять увиденное рассудком. Пытался, но не мог. Спустя несколько мгновений он понял: его любимой не стало. И небо обрушилась на него.
Маршрутка остановилась, дверь отворилась. Павел вышел и пошел куда-то, медленно переступая ногами. Азраил, ангел смерти, шел за ним по пятам, догоняя и обгоняя его, не замечая его, будто чья-то высшая воля, отводила ему глаза. А Павел шагал и шагал, как заведенный механизм, в состоянии какого-то тупого равнодушия. Сколько он шел, не знает никто. Все звуки вокруг него отдалились и смолкли, и слышалось ему только собственное прерывистое дыхание. Он не чувствовал ничего, кроме отчаяния и видел один лишь рябиновый сок под ногами, свежий и красный, он виделся ему везде.
Глава 19
Все расстаются с любимыми, рано или поздно.
Павел это знал и не хотел об этом думать. Самое ужасное, чего он боялся, сбылось. Он принял это внешне спокойно, и его переменившиеся черты сковало ледяное спокойствие. Холодный ветер трепал волосы на его непокрытой голове и внутри у него гулял сивер. А он все шел, глядя перед собой сухими глазами, и ему казалось, что глаза его полыхают неземным огнем, превращая в пепел все живое, на что он ни посмотрит. Больше всего он боялся встретить кого-то на своем пути, один вид человеческого лица ему был отвратителен. Отвратителен до рвоты!
Он обходил окольными дорогами шумные площади, шагал и шагал походкой лунатика, не выбирая направления, и вдруг завидев впереди чей-то силуэт, срывался на бег, сворачивая то в одну, то в другую улицу. Это бегство от себя продолжалось весь день. Под вечер он вышел за город, голоса полей звали его к себе, но усталость свалила его с ног. Руки крестом разбросав, он лежал на увядшей траве, глядел в темнеющее небо. Но небо оставалось безучастным, ‒ бездонная, немая пустота.
Потеряв любимую, Павел остался один. Вот когда он прочувствовал всю глубину своего одиночества. Он ощутил разверзшуюся пропасть внутри, как если бы в груди у него образовалась зияющая черная дыра. А вокруг него была пустыня, которую вовек не перейти. Она давала ему смысл жизни, загубленной в ночи. Без нее жизнь потеряла смысл. Вот оно что! Когда теряешь истинную любовь, жизнь теряет свой смысл. Было время, когда он думал, что любовь это красивая выдумка, придуманная отчаявшимися, чтобы бороться с одиночеством. Ошибка! Эх, если бы можно было что-то изменить, руку б себе отрубил. Да, что там руку! Жизни не пожалел бы, чтобы она жила. Но ничего изменить нельзя. Никогда.
Ни одного человека на земле он не ненавидел сильнее, чем себя. Вся, что ни есть в мире любовь досталась ему одному и, он ее потерял. Он и так всего лишился, а теперь не сберег ту, которую любил больше жизни. Все закономерно, человек всю жизнь ищет свою любовь и случается, ее находит. Но сберечь любовь труднее, чем найти. Счастье, как и первую любовь, дано испытать лишь однажды. Он узнал, что такое счастье, только для того чтобы его потерять. Вот она, расплата, коварная и утонченно извращенная.
Прислушавшись к своим ощущениям, Павел не обнаружил в своем сердце ничего, кроме пустоты. И если раньше в нем властвовал мрак, то теперь, он осознал пустоту вокруг и внутри себя, и увяз в том осознании, будто в трясине. Тяжкое отупение владело им. Больше всего его томила ни боль утраты, ни тоска по любимой, а всепоглощающая усталость. Когда Атропа, обрезая нити жизни, вместо одной перерезает другую, это называют роком. Это его рок, и его не миновать. Он знал, все пройдет, но воспоминания о потерянном счастье потом измучат его гораздо больше, чем мысли о ее смерти, которые терзают его сейчас.