Одиночка

Ли отвернулась и посмотрела в серое небо. Последние лучи солнца тонули за горизонтом, затянутым облаками. Она протянула руку, глядя в сторону, и Коэн взял ее. Она сильно сжимала его руку, пока не почувствовала напряжение в суставах. Он рассмеялся.

– Скажи что-нибудь. Не то я начну умолять тебя, и нам обоим станет неловко. – Она повернулась к нему.

– О Боже, Кэтрин, не плачь. Я не вынесу твоих слез.

Но было слишком поздно.

– Ты знаешь, как я заплатила за это? – Она показала на свое лицо. – За генетическую операцию?

Он отрицательно покачал головой.

– Деньгами, полученными по страховке за смерть моего отца.

– Ах, этот сон.

– Да. Сон. Он спустился в шахту вместе с Картрайтом и покончил с собой. Они подстроили так, чтобы все выглядело, будто он умер от пневмокониоза. И все ради того, чтобы я смогла заплатить подпольному генетику. Ты знал об этом? Удалось ли тебе вынюхать этот мой маленький секрет?

– Нет, – сказал он тихо.

– Ну, так видишь, этот сон был правдой. Я убила его. То, что я сделала, было равносильно выстрелу из пистолета ему в голову.

– Он все равно был смертельно болен. Я видел медицинское свидетельство.

– Он не был при смерти. Он мог прожить еще несколько лет, но убил себя, чтобы у меня были деньги. Я взяла их и ушла, даже не оглянувшись. И ты знаешь, что в этом самое плохое? Я даже не спустилась с ним туда. Моя мать пошла с ними. А я – нет. Я забыла все о своем детстве. Ты можешь подумать, что я забыла и это.

– Ты была так молода. Детям не всегда хватает сил. Да и кому их хватает?

– Не в этом дело.

– А в чем же?

– А в том, что я больше не переживаю об этом. Не чувствую своей вины. Не грущу. Не чувствую ничего. Я так плохо помню все это, что у меня нет никаких чувств. Я забыла свой дом, семью, все, что делает человека настоящей личностью. И мне нечем заменить потерянное. Разве что воспоминаниями о пятнадцати годах, в течение которых я лгала и скрывала правду.

– У тебя есть я.

Она закрыла глаза.

– Я не могу дать тебе того, что ты хочешь, Коэн. Я давно потеряла это.

– А я ведь и не влюбился в того ребенка, которого ты так боишься вспоминать, – сказал Коэн после длинной паузы. – Я полюбил тебя.

– Этого человека больше нет, – сказала Ли и вырвала руку.

Наступила ночь. В открытом пространстве под куполом стало темно. Свет шел откуда-то сверху, и его отблески напоминали падающие звезды. Ли не сразу догадалась, что источник света находился рядом с ней. Коэн достал зажигалку, зажег ее и рассеянно водил по голубому пламени пальцами Рамиреса.

– Я прекращу это, – сказал он. – Я скажу Корчову, что ты не сможешь это сделать. Я придумаю, как заставить его поверить в это.

Ли горько рассмеялась.

– Ты думаешь, это все равно что играть в бридж? Ты сделаешь это, и он убьет меня.

– Нет. Нет. Я позабочусь об этом.

– Есть некоторые вещи, Коэн, которые ты не в силах решить.

– И что тогда? – спросил он.

Его слова заглушил хлынувший опять дождь.

– Мы пойдем вперед. Мы заставим интрафейс работать и доведем все до конца. А когда все завершится по-настоящему, мы сделаем все, чтобы выйти из этого живыми. Ты готов?

– А ты?

– Я буду стараться.

– Тогда вперед.

Большая капля дождя протекла сквозь нарушенную изоляцию панели и звонко упала рядом с Ли. Она наклонилась, затушила сигарету в воде и растерла ее в темную грязную массу.

– Кэтрин? – Коэн тронул ее за плечо, словно желая привлечь ее внимание к себе.

Ли оглянулась. Он был рядом, совсем близко, и сидел так тихо, что трудно было поверить, что у Рамиреса билось сердце.

Он коснулся ее щеки, и она почувствовала, как его пальцы вытерли катившиеся слезы. Он обнял ее шею рукой, прижав ее голову к своему плечу.

Ли обмякла в его руках, тесно прижавшись к нему всем телом. Ее дыхание успокоилось. Она почувствовала себя окруженной уютным безопасным теплом и поняла, что устала все время скрывать что-то. Устала бороться. Просто устала.

Постепенно, настолько медленно, что она сначала и не заметила, уютное тепло сменилось другим ощущением. И она начала различать особый запах Коэна (или запах Рамиреса?) и одновременно воспринимать себя через ощущения Коэна. Прикосновение его пальцев к шее Ли изменилось и стало настойчивее. В ее сознании появился образ: она поднимает голову, приоткрывает рот и тянется к нему. Это родилось в голове у нее или у него? Чувствовала ли она свое желание или его? Была ли в этом какая-либо разница?

– Коэн, – позвала она.

Голос ее звучал так неясно и глухо, что ей показалось, что это произнес кто-то посторонний.

Он приподнял ее лицо, стер последнюю слезу, провел мягкой подушечкой пальца по верхней губе и заглянул ей в глаза. Взгляд его был мягок и беззащитен. В нем был вопрос, требовавший ответа.

Одеяло, закрывавшее вход в воздушный шлюз, откинулось, и кто-то быстрыми шагами вошел в комнату. Коэн отстранился. У Ли в ушах шумело от пульсирующей крови. Внизу стояла Белла и смотрела на них. Ли заметила, что ее взгляд метался от нее к Коэну и обратно.

– Вас зовет Корчов, – сказала Белла. – Он хочет попробовать еще раз.

ШЭНТИТАУН: 7.11.48