Одиночка

— Нет, не неожиданно. Сегодня уже крайний срок. Однако, извините, мне пора за работу. — Владелец отеля отвернулся.

Медленно поднявшись по лестнице и подойдя к двери своего номера, Вебер заметил, что дверь номера не заперта: неожиданности в этом городе для него не кончились. Рывком открыв дверь, он увидел в сумеречном свете, проникавшем через окно, фигуру человека, сидевшего в том же, что и Геердтс, кресле и в той же позе. Вебер был не из пугливых, но почувствовал, как что-то сжалось у него в груди. Быстро нажав на выключатель, он зажег верхний свет.

В кресле сидел живой и невредимый Драхвитц.

— Очень мило, что вы зашли. — Вебер остановился у открытой двери.

Драхвитц ничего не ответил.

— Кто же впустил вас сюда?

— Я уговорил владельца отеля.

— И чего вы желаете?

Ответ Драхвитца был уклончив:

— А вы долго отсутствовали, господин Вебер!

— У вас в городе полно разных достопримечательностей, — безразличным тоном сообщил детектив.

— Шлихтинг… — Драхвитц не закончил фразы.

Вебер ухмыльнулся:

— У меня разболелся зуб.

— Прискорбно! И доктор помог?

— О, да! Мне так кажется! — двусмысленно ответил Вебер.

— Вы, надеюсь, помните о том, что я говорил вам сегодня утром?

— Конечно.

— А что я говорил?

— Ну, то, что я не должен вмешиваться в ваши дела. Разве не так, господин советник?

Драхвитц поднялся и вплотную подошел к Веберу.

— Не забывайте этого! Поистине, было бы лучше, если бы наши пути не пересекались! — Он медленно повернулся и вышел из комнаты.

Выключив верхний свет, Вебер зажег торшер. Ему необходимо было поразмыслить.

«Кто же убил Геердтса? Флюгер? Да. Но был ли он один? И вообще, принимал ли он непосредственное участие?»

Мысли его сменялись, но одна, хотя он и гнал ее, неотступно преследовала его:

«Мотив убийства ясен, и это уже кое-что. Несколько дней назад преступник притащил материалы к себе. Без сомнения, кража не могла состояться без помощи владельца отеля — исчезнуть из отеля с тремя чемоданами незамеченным просто невозможно. Исходя из того, что вор забрал все материалы, можно заключить, что Герберт Геердтс не знал Флюгера. Если бы была выкрадена только часть документов, касающаяся непосредственно Флюгера, подозрение сразу же пало бы на него.

Флюгер же, если исходить из того, что он преступник, владея выкраденными фотокопиями, не заполучил негативы. До тех пор, пока они находились у Геердтса, для него сохранялась угроза разоблачения. Поэтому выход был только один: нужно заставить Геердтса замолчать окончательно, а никто не молчит так надежно, как мертвые!»

Вебер закрыл глаза и, поставив себя на место Геердтса, попытался представить себе его возможные действия:

«Разъезжая с такой выставкой, Геердтс наверняка возил негативы с собой, но хранил их где-нибудь в банке, на почте или в камере хранения на вокзале. В таком случае у него должны быть ключ или квитанция. Но разве носят с собой такие важные вещи? Вряд ли! Значит, их надо спрятать где-нибудь в надежном месте, а таким местом в чужом городе является только собственный номер в отеле».

Вебер поднялся из кресла и зажег верхнее освещение. Некоторое время он постоял в нерешительности, затем уверенно направился к платяному шкафу и отодвинул его от стены. Он ощупал его заднюю стенку, подставил стул и осмотрел шкаф сверху, потом лег на пол и карманным фонариком осветил шкаф снизу. Ничего!

Он вернулся к креслу, просунул руку в щель между спинкой и сиденьем и, пошарив рукой, вытащил пару шпилек для волос, несколько слипшихся конфеток от кашля и две мелкие монетки.

Затем он перевернул кресло и обследовал его снизу, но ничего, кроме пыли на пружинах, не обнаружил. После этого Вебер взялся за торшер, но не нащупал в подкладке абажура ни одного твердого предмета. В опоре торшера тоже ничего не было. Он обследовал шнур до самой розетки, отвинтил ее крышку с помощью перочинного ножа и опять ничего не нашел.

Оставалась кровать. Детектив подошел к ней и откинул пуховое одеяло. Вначале он не поверил своим глазам: на его пижаме лежал конверт! Он нерешительно взял его, повертел в руках, зачем-то понюхал и вернулся к креслу. Разорвав конверт, он вытащил листок бумаги, исписанный детским почерком: