– С ними невозможно работать, антидота нет, поэтому…
– Поэтому их просто убьют, – перебил я.
– Их форма вируса не теряет активности, со временем не происходит улучшения. Даже если нам удастся собрать и запереть их где–нибудь, толку будет мало.
– Они обречены на смерть, да? Их перестреляют или они сами поумирают, – сказала Фелисити.
– Получается так.
– Эти отряды будут выходить по ночам, когда на улицах темно, когда не летают журналистские вертолеты, чтобы убивать самых жестоких Охотников, и этому никак, совсем никак нельзя помешать?
– В данный момент у нас нет другого выбора, – ответил мне Пол.
– Выбор есть всегда.
– Джесс, я понимаю, что ты имеешь в виду, но в нынешней ситуации…
– Должен быть выход!
– Так происходит, потому что время не ждет: нужно спасти как можно больше выживших, помочь как можно большему количеству зараженных. Как спасли вас, как помогают тысячам других.
– Но ведь можно спасти всех! Почему никто даже не пытается этого сделать?
– Существует понятие очередности оказания помощи пострадавшим, – стал объяснять Пол. – Понимаешь, в случае непредвиденных обстоятельств начинают действовать особые инструкции…Я знаю, все это не по–человечески, но… Мне жаль, что так вышло с твоим другом. У всех нас есть друзья здесь…
Мы какое–то время молчали, и из–за этого постоянный шум стал еще заметнее, еще оглушительнее: гудение генераторов, от которых работало освещение, обогреватели, медицинское оборудование; гул вертолетов на взлете и посадке; разговоры, гомон сотен людей в лагере.
– Сколько в городе таких как мы? – спросила Фелисити.
– По предварительной оценке, около полумиллиона.
– Полмиллиона?
Я и представить себе не мог такую цифру. Хотя, чему удивляться: Нью–Йорк – гигантский мегаполис. Был. Я и малой его части не успел увидеть до атаки. Пожалуй, к лучшему, что я не представлял себе истинных размеров города, иначе сразу бы отказался от идеи выбраться из него самостоятельно. Я еще раз проговорил про себя громадную цифру, попытался представить, соотнес со своим трехнедельным опытом выживания: разум отказывался верить.
– Я не видел практически никаких следов живых нормальных людей, а вы говорите полмиллиона!
– Большинство пряталось по домам, квартирам, в массовых убежищах, – объяснял Пол. – Нью–йоркцам годами вдалбливали, как вести себя в подобных ситуациях, поэтому они всегда держат наготове сухой паек, несколько катушек клейкой ленты, рулон пленки и еще черт знает что. Говорят, только в спорткомлексе Мэдисон–сквер–гарден скрывалось полсотни тысяч человек, еще двадцать тысяч отсиживались в небоскребе Эмпайр…
Мысль о том, что меня окружали люди, казалась невероятной. Я погибал один на один со своей бедой, а город был полон: тысячи нормальных людей, таких же, как я, страдали от одиночества не меньше, а то и больше, чем я.
– Вы слышали что–нибудь об Австралии?
– Ничего. Знаю только, что в Лондоне, в Париже, в Москве, в Шанхае, в Рио – везде такие же карантины, как здесь, поэтому пока очень рано судить о масштабах.
У меня закружилась голова, как только я услышал, что пострадал весь мир. Но еще страшнее оказалось другое: уж если под удар попали такие крупные страны, то что говорить о маленькой беззащитной Австралии.
– А как вам удалось вытащить всех их на улицы? – спросил я. Друзья удивленно смотрели на меня. – Я имею в виду, как выжившие узнали, что теперь можно выходить?
– С завтрашнего утра начнут работать вооруженные конвои, которые будут расчищать дороги и постепенно, на автобусах, вывозить людей на север. Сейчас на улицах делают объявления через громкоговорители, разбрасывают с воздуха листовки, совсем недавно восстановили радиовещание, а через пару дней, после того, как появится электричество, заработает телевидение. Система медицинской эвакуации давно в строю, как видишь и слышишь.
Будто по заказу, прямо у нас над головами прогудел вертолет.
– Пол, ты сказал, что выхода нет, поэтому ночью бригады пойдут обстреливать Охотников…
Брат Фелисити кивнул.
– У меня там друг.
– Я знаю, мне жаль.
– Ты не понимаешь. – Я сел на кровати, трубка капельницы загнулась и лекарство перестало поступать. Я посмотрел сначала на Рейчел, затем на Фелисити. – Выход должен быть. Что–то можно придумать. Я уверен.
– Приказ отдан.
Я отказывался сдаваться.
– А если улучшение все же наступит?
– Не наступит.
– А если существует антидот?
– Джесс, вирус изучают в лаборатории вдоль и поперек. Сотрудники мединститута инфекционных заболеваний армии США работают по двадцать пять часов в сутки.
– Да, я видел их.
– Они приходили тебя осматривать?
– Нет. Мы встретились на Манхэттене несколько дней тому назад.
– Не может быть, – ответил Пол. – Они только сегодня впервые высадились здесь.
– Я тоже видела их! – быстро выпалила Фелисити. – Я была с Джессом. У них в военном грузовике стоял деревянный ящик, на котором краской была написана аббревиатура института. Мы видели, как на них напал дрон!
Пол выглядел сбитым с толку.
– Когда это было?
– Несколько дней назад.
Он растерянно произнес:
– Расскажите мне всё.