Одиночное плавание

Мустанги для удара поворачиваются задом, бизоны бьют спереди. Авианосцы разворачиваются против ветра и развивают полный ход. Так стартующие самолеты, подминая ветер под крылья, быстрее набирают высоту,

«Утро великого гона», как назвал первый день противолодочной недели командир «Колумба» кэптен Комптон, началось с досадного происшествия. Вахтенный рулевой мастер-чиф-петти-офицер Хэмп слишком круто переложил рули, и авианосец, описывая циркуляцию на полном ходу, накренился так, что два самолета «Викинг», стоявших на парковом участке за «островом»[7], покатились по полетной палубе к правому борту. По счастью, оба наткнулись на леерные стойки, смяли их, но в воду не свалились. Комптон обругал командира палубного дивизиона обезьяной с мозгами медузы, а из жалованья мастер-чиф-петти-офицера Хэмпа приказал вычесть стоимость поломки.

И все же утро обещало быть добрым. Юное восточное солнце всплывало точно по курсу. Море, спрессованное линзами бинокля, рябило, искрилось, переливалось всеми оттенками синего, голубого, лазурного. Дельфины, встретившие авианосец у Гибралтара, не отставали и резвились то справа, то слева. Дельфины у Скалы[8] всегда сулили удачу, а удача кэптену Комптону грезилась нынче только в виде «черной рыбки, попавшей в «Золотую сеть». Лучше всего, если бы это была русская «черная рыбка». На рыбу из России всегда был большой спрос.

«А вот и меню, - пошутил про себя Комптон, раскрыв ксерокопию телевизионного сценария. - Точнее, поваренная книга: как лучше приготовить непойманную рыбу».

Сценарий телевизионного шоу ему передал офицер информации, прикомандированный к съемочной группе, что обосновалась на борту авианосца с первого дня учений. Телевизионная мадам - энергичная шатенка в голубом комбинезоне с «молниями» на всех пикантных местах - вытребовала в распоряжение операторов палубный вертолет, и теперь все ее мальчики с нетерпением ждали, когда же «Колумб» поднимет подводную лодку.

Комптон битый час объяснял этой нимфе эфира, что поднять субмарину не так-то просто. Сначала нужно услышать ее в глубине или засечь радарами на поверхности. Потом несколько суток надо вести ее под водой, не давая увильнуть в сторону, пока подлодка не разрядит аккумуляторную батарею. И уж только тогда она всплывет под прицелы телевизионных камер.

С этого момента и началось бы главное действо прямого репортажа. По замыслу автора шоу командир авианосца должен был передать командиру подводной лодки издевательский семафор: «Сэр, приглашаю вас на чашечку кофе! Приношу извинения за то, что посылки наших гидролокаторов причинили вам головную боль!» Русский командир, разумеется, отказывается от приглашения, и тогда с борта авианосца летит в сторону лодки шар-зонд, к которому подвязана огромная бутафорская чашка с «кофе» из мазута.

После этого пролога мощный проекционный луч, пущенный с борта одного из кораблей сопровождения, изображал на рубке затравленной субмарины портрет гросс-адмирала Деница. Глядя на командующего подводным флотом фашистской Германии, комментатор вопрошал телезрителей: «Что делают красные пираты в море, очищенном союзниками от подводных лодок фюрера и дуче?»

Комптон был не в восторге от этого спектакля. В большую войну его отец водил караваны в Мурманск и считал русских неплохими моряками.

Комптон впервые выходил на боевое патрулирование командиром авианосца. До «Колумба» он командовал десантным кораблем «Эль Пасо». Разумеется, ему льстило, что вожди из пятиугольного вигвама[9] назначили именно его на один из самых больших кораблей мира, который вытесняет своими бортами из тёплого пруда[10]без малого сто тысяч тонн воды и который несет на себе со скоростью курьерского экспресса сотню самолётов и вертолётов, а экипаж его превышает население того оклахомского городка, где Комптон родился: 6286 человек, из них полтысячи офицеров.

Но то, чем гордился кэптен перед однокашниками по Аннаполису[11] (мощность атомной энергетической установки, дальность плавания с одним комплектом активных зон - миллион миль и прочее, прочее, прочее), самому ему правилось меньше всего. На огромной палубе «Колумба», в высоченном ангаре, в многоярусном лабиринте внутренних коридоров, с трапами бездонных сходов и шахт, после уютного «Эль Пасо», Комптон чувствовал себя точно так же, как в тот год, когда впервые попал из своего тихого городка в дьявольский муравейник Нью-Йорка.