Одиночное плавание к острову Крым

– Ого! Чем это он тебя? – Мурашов вытащил руку – крови на руке не было.

Он поискал глазами орудие, которым махнул незнакомец по Марининой голове, и тут же увидел его. Это была скульптура – вырезанная из цельного куска дерева женщина, фигуристая крестьянская тетка, крутобедрая, жопастая и ногастая, с увесистым бюстом и с шайкой на голове. Она украшала деревянную ванную Кулакова: красиво стояла на угловой полке, изображая оригинальную вешалку для банного полотенца. Одной рукой деревянная баба придерживала шайку на голове, и на этой руке у нее висело полотенце. Красиво! Можно сказать, произведение искусства, хоть и полено! Весу в таком полене было немало, и засветил этот обормот Марине, видать, от всей души.

– Черт бы его побрал, этого эстета, который тут украшений понаставил! – с сердцах рявкнул Мурашов, имея в виду своего работодателя. – Марин! Очень больно?

– В голове звон! – Марина попыталась сесть на полу, и все вокруг нее поплыло, словно сидела она на карусели, и кто-то эту карусель раскрутил по кругу. – Ой, – пропищала она и почувствовала противную тошноту.

– Ну-ка, давай я тебя устрою поудобнее.

Мурашов поднял ее аккуратно на руки и перенес в гостиную, где положил на диванчик, раскинув на нем плед и подсунув под голову плоскую мягкую подушечку.

– Марина, его надо в милицию везти, а тебя я здесь оставить не могу: он не один был, и где его напарник, я не знаю. Поэтому ехать придется всем. Ты сможешь?

– У меня есть выбор?

– Нет.

– Ну, значит, поеду.

– Ты пока полежи. Мне надо этого урода как следует упаковать, да и поговорить с ним не мешает. – Мурашов погладил ее по голове, подул на макушку, где у нее все разламывалось от боли, будто эта проклятая шишка продолжала расти!

Незнакомец уже ожил, пытался вывернуть голову и осмотреться. Мурашов приподнял его за шкирку, привалил к стене, всмотрелся внимательно в лицо и присвистнул:

– Ну, друг ты мой, Коля Зайцев, здравствуй!

Незнакомец покосился на него из-под натянутой по самые брови шапки с подвернутыми колбаской краями. Смотрел долго, с прищуром.

– Ну что? Не узнаешь? А я тебя сразу узнал, Заяц. И если я не ошибаюсь, то сидеть тебе и сидеть еще, а ты тут по дачам отдыхаешь. Это как, а?

– Э, начальник... Ну что за судьба такая, а? И все ведь было как надо, и вдруг ты тут. Твоя, что ли, дача, начальник?

– Дача не моя, Заяц. Не заработал я на такую дачу. Я ведь теперь погоны не ношу, но занимаюсь все тем же, чем и раньше.

– Это на свободных хлебах, стало быть? Да, у вас всегда не сахар было, начальник, да, видать, совсем худо стало. Ты ведь идейный был, за гроши работал как вол, землю рыл. Но, видать, сломался. Так, может, договоримся? – В глазах у Зайцева блеснул огонек надежды.

– Договоримся? С тобой? Заяц, я хоть и ушел из милиции, но дела хорошо помню все, включая твое. Так вот, характеристику тебе, помнится, такую давали: хитер, жесток, изворотлив. И тэдэ и тэпэ. Это про тебя. А ты говоришь – «договоримся»! Ты же фальшивый, Заяц, и слова у тебя фальшивые! И нет у меня никакого интереса договариваться с тобой. Ты мне вон чуть любимую женщину не угробил, паразит!

– Начальник, женщине на таблетки и тебе вот на такую дачу я денег дам! Давай договоримся, а? Кстати, в кармане у меня пошарь – кольцо там твоей любимой женщины. Заметь, самолично отдаю! Давай договоримся, а, начальник?!

Мурашов сунул руку в карман беглому бандиту и достал Маринино колечко.

– Шустрый ты, Заяц! Дать бы тебе еще, чтоб зубы считал, но ты знаешь – это не мой метод.

– Да... Ты у нас все больше с разговорами, с психологией. Вот потому и говорю тебе, начальник: давай договариваться.

– Для начала давай разговаривать по существу. – Мурашов подвинул стул, сел на него, как верхом на коня. – Я жду. И не пытайся врать. Заяц, если я тут, то ты знаешь, что я уже кое-что прочитал вот там, на чердаке. Чтоб тебе проще было, начну я. Ты тут не один. С кем?

– Не один. Догадаться несложно. Я тут с Гриней Косым. Знаешь такого?

– Как не знать... Ну и где он? Где Новый год празднует?

– А черт его знает! Неделя как пропал. Мы ведь в доме постоянно не сидели. Мы тут отдыхали, отлеживались. Ну и ждали момента. Я, начальник, тебе как на духу говорю: уйти я хотел.

– В Финляндию, что ли? Как Ленин, по льду залива? Так он вроде не тут шел, а с другого берега! Отсюда-то далековато будет! Оттуда – ближе!

– Шутник ты, начальник, но не дурак, хоть и немного не так все. В Эстонию мы с Гриней наладились, а оттуда уж в Финляндию, а может, еще куда. С бабками, начальник, я везде король, а бабки у нас есть. Вот я и говорю – договоримся мы с тобой, и тебе я денег дам, не пожадничаю. – Заяц дрожал от возбуждения, дрожал его голос, дрожала каждая мышца, как у настоящего зайца, который на низком старте стоит и готов рвануть по кустам от собак. И Мурашов хорошо знал эту особенность Коли Зайцева, психопата и отморозка, угробившего антикваров Волошиных – мужа и жену – пять лет назад. – Вот только Гриня мой запропал где-то. И тут ты нарисовался, начальник. Но ты не при делах теперь, а бабки всем нужны. Давай, начальник, думай шустрее!