Одиночное плавание

Чугунные глобусы на привратных столбах, припорошенные фонари на высоком крыльце, в межколоннадных окнах - Кремлевские башни, Арсенал, Манеж и каменные крылья старого университета… О, как мы вкушали жизнь в этих мудрых и добрых стенах! Москва, науки, любовь - все сливалось в двадцатилетних душах воедино и безраздельно. Мы жили в перенапряженном поле соблазнов и сенсаций: Высоцкий на Таганке, астронавты на Луне, журналы с «Мастером и Маргаритой», поцелуи в Нескучном саду, лекции профессора Асмуса, антикварного и антично мудрого, драные стройотрядовские палатки, общество охраны памятников, акваланги, парашюты, рюкзаки…

Университет дразнил нас границами знаний. Мы подступали к ним, как к краю бездны, «замиранием сердца и набирались духа, смелости, чтобы заглянуть за предел, чтобы желать, познавать, дерзать…

Понедельник - день политзанятий. Отменить их может только бой, но не шторм.

Моя старшинская группа собрана в электромоторном отсеке. Собрана - не то слово. Втиснута в промежутки между агрегатами - кто где и кто как. Уж если крен, то кренятся все разом, будто каждый привинчен к фундаменту. Конспекты на коленях - видавшие виды общие тетради, крапленные морской водицей, соляром, серной кислотой.

Тема «Подводные силы американского флота в Атлантике». Тема что надо. Чтоб не забывали, из-за чего мы качаемся здесь, посреди океана. Каждое слово приходится выкрикивать, иначе не переорать вой электрокомпрессора за спиной. Старшины пишут старательно. Шторм превращает строчки в каракули. Тем прочнее они запомнят названия американских атомарин, число их ракетных шахт и радиусы досягаемости ядерных ударов. Двадцатилетние парни со старшинскими лычками очень серьезны. Сегодня цифры миль и мегатонн из выкладок военных обозревателей - для них совсем не абстракция.

Глава вторая

1.

Развитие кораблей, как и живых существ, подчинено одним и тем же законам эволюции: подвиды, менее приспособленные к среде, вымирают. Сколько бы птиц, насекомых, рыб навсегда исчезло, не умей они быть незаметными! И класс дизельных субмарин выжил в эпоху атомных реакторов лишь благодаря лучшей скрытности, ибо движение под водой на электромоторах во сто крат бесшумней, чем на паровых турбинах атомоходов, чей истошный вой разносится по подводным звуковым каналам на сотни миль. Гибрид реактора и парового котла (парогенератора) - сочетание безупречное для мирного флота - с военной точки зрения, такой же паллиатив, как парусно-моторная шхуна. Уран и пар. Молодое вино налито в старые мехи.

Подводная бесшумность - единственное, но существенное преимущество - позволила дизельным лодкам не только остаться в боевых порядках флотов, но и вести охоту за себе подобными, даже за атомаринами, в недрах океана. Трудно придумать более необычную, фантастическую почти службу, чем та, которую несут моряки на противолодочных подводных лодках. Их экипажи - это подводные истребители подводных циклопов.

У нашей подводной лодки самый красивый силуэт. За его элегантность справочник Джейна присвоил всем остальным кораблям этого проекта условное наименование - лодка типа «Фокстрот». Когда видишь её впервые, меньше всего думаешь, сколько на ней торпедных аппаратов. Поражает потусторонность её форм. Они именно потусторонние, ибо и округлая рубка, и рыбоящерные бока, скошенные, зализанные вертикали - все говорит о её существовании по ту сторону моря.

Там, где начинаются корабельные обводы, там можно говорить об архитектуре, об эстетике, о прекрасном. В этом утверждении нет кощунства. В Эрмитаже хранится немало клинков, пистолетов, ружей, чьи инкрустированные эфесы, рукояти и приклады - произведение искусства. Прекрасен меч, от которого погибнет чужеземный завоеватель. Прекрасна противолодочная подводная лодка, так как она той же гуманной сути - уничтожать подводные смертоносцы агрессора.

2.

Шторм не унимается уже неделю. И всю неделю, как назло, шли поверху - в крейсерском положении: надводный ход у дизельных лодок быстрее подводного. А мы - торопимся.

Холодно и сыро. В центральном посту боцман то и дело протирает запотевшие глубиномеры. После занятия засел в каюте писать письма… С вентиля аварийной захлопки капает прямо на бумагу, и в каждом письме приходится объяснять, что это не следы слез, а конденсат - влага, оседающая на холодном металле. Пора бы уже давно «прикачаться», но тошнотный комок стоит в горле - только расслабься. Он не отступает, даже когда лежишь. Голова то легчает, как воздушный шарик, то наливается тяжестью, как чугунное ядро.