Повесть «Одиночный полёт» привлекает рельефно прописанными характерами, жестко выстроенным сюжетом, мужской интонацией рассказа об экипаже советского самолёта, вылетевшего на бомбёжку Германии в августе 1942 года.«Чужое небо» повествует о пленных советских летчиках, попавших в концлагерь при немецком аэродроме. Вылетая с ограниченным запасом горючего, они служат живыми мишенями для курсантов немецкой летной школы. По повести снят фильм «Охота на единорога» (1989).
Современная русская и зарубежная проза18+Одиночный полёт
11 августа 1942 года двухмоторный бомбардировщик № 33 из 127-ro авиаполка взлетел с прифронтового аэродрома и взял курс на запад. Экипаж самолета состоял из трех человек. Пилот — капитан Добруш Василь Николаевич, белорус, женат, сорока лет, беспартийный, кадровый военный. Штурман-капитан Назаров Алексей Иванович, русский, женат, тридцати двух лет, член партии, кадровый военный. Стрелок-радист — сержант Кузнецов Сергей Павлович, русский, холост, девятнадцати лет, комсомолец, в армию призван в 1941 году.
Самолет имел две пулеметные установки и нес 900 килограммов бомб. Он миновал линию фронта и прошел над Белоруссией. Люди, сидевшие в нем, обхитрили противника при переходе линии фронта. Они прорвались сквозь расставленные почти по всему маршруту ловушки: аэродромы истребителей, зенитную артиллерию, аэростаты заграждения. Они скрывались в облаках от увязавшихся за ними возле Минска истребителей. Они стороной обошли Сувалки — там их ждали эрликоны. Они пять часов выдерживали нечеловеческое напряжение ночного полета, когда только фосфоресцирующий свет приборов да зеленоватые точки звезд служили им ориентирами, а единственной связью с окружающим миром был гул бомбардировщика, ставший почти осязаемым, и вторглись в воздушное пространство Германии.
1
— Командир, курс двести семьдесят, — раздается в наушниках голос штурмана. Пилот разлепляет губы.
— Понял. Двести семьдесят.
Он едва ощутимо давит кончиками пальцев на штурвал. Самолет медленно кренится, потом так же медленно выравнивается и застывает.
— Есть. Взял двести семьдесят. Пилот сидит так же неподвижно, глядя немигающим взглядом на большую зеленоватую звезду над обрезом кабины. Лицо его холодно и спокойно.
— Штурман, у вас все в порядке?
— Все в порядке, командир.
— Стрелок, у вас все в порядке?
— Как сказать, командир… Я думаю, все в порядке.
— Вы думаете, или у вас на самом деле все в порядке?
— За нами идет самолет неизвестной принадлежности.
Летчик сдвигает брови.
— Далеко?
— Четыреста метров.
— Давно он идет за нами?
— Полторы минуты, командир.
— Почему не сообщили мне об этом сразу?
— Я думаю…
— Стрелок, меня не интересует, что вы думаете. Ваша обязанность немедленно докладывать мне об изменении воздушной обстановки. Вы поняли?
— Так точно, командир. Но обстановка не меняется. Я все время держу его в прицеле. Если он вздумает безобразничать…
— Стрелок, прекратите болтовню. С таким же успехом и он нас может держать в прицеле.
Стрелок обижается.
— Да нет, командир, он идет с огнями. Я подумал, что не стоит вас беспокоить лишний раз. Пока он держится вполне прилично.
Пилот шумно выдыхает, но сдерживается:
— Ладно. Благодарю за заботу о моем спокойствии. Вы хорошо его видите, стрелок?
— Очень хорошо. Я мог бы срубить его одной очередью. Может, позволите, командир?
— Нет! Он отстает или догоняет?
Несколько секунд в наушниках стоит тишина. Потом стрелок говорит:
— Он… отстает. Да, отстает, командир. С отворотом на юг.
— Хорошо. Следите за воздухом. И не забывайте докладывать о… прилично ведущих себя объектах.
— Понял, командир. Простите, командир.
— Прощаю, — ворчит пилот. — Штурман, как курс?
— Курс хорош, командир.
…Командир полка полковник Баклыков долго тер ладонью лоб и хмурился. Наконец он поднял глаза на Добруша.
— Садись, Василий Николаевич… — Он подвинул к нему пачку папирос, потом вспомнил, что Добруш курит трубку, и чертыхнулся. — Будь ты все неладно!.. Как ты себя чувствуешь? Капитан приподнял брови.
— Хорошо.
— Ладно. Вот что. Сегодня ночью наши соседи пойдут на Кенигсберг. Мы посоветовались и решили послать тебя с ними…
Многие уже регулярно совершали налеты на военные объекты Германии. Полк, где служил Добруш, только приступал к ним. Неделю назад на Кенигсберг вместе с соседями ушел первый самолет. Потом еще два. Ни один из них не вернулся.
"Так, — подумал Добруш. — Правда, дело упрощается тем, что идти придется с группой. Но техника…"
Новых машин полку еще не дали, хотя и обещали со дня на день.
— Как только мы получим пополнение и новую технику, полк полностью переключится на Берлин, Кенигс- берг, Данциг. А без опыта, сам знаешь…
— Ясно, — сказал Добруш. — Разрешите идти готовиться?
— Подожди. — Полковник потер ребром ладони переносье и вздохнул. — Как у тебя штурман и стрелок?
— Для такого полета не годятся.
— Подбери сам штурмана и стрелка и доложи мне. Можешь взять из любого экипажа.
— Слушаюсь, товарищ полковник.
— Да брось ты эту официальщину! — поморщился полковник. — Меня зовут Анатолием Андреевичем.
— Спасибо, Анатолий Андреевич. Полковник усмехнулся:
— Вот так-то лучше… Ах, черт, — воскликнул он в следующее мгновение. Не хочется мне посылать тебя на это задание. Но мне нужен хороший командир эскадрильи. А с твоим прошлым…
— Не будем об этом, Анатолий Андреевич,- поспешно перебил Добруш. — Это касается только одного меня.
— Меня это касается еще больше,- возразил Баклыков. — Слишком большая роскошь держать тебя на звене, в то время как у меня нет приличных комэсков. Ну, ладно. Иди. И возвращайся.
— Постараюсь.