Я понимала, что я не самая красивая девушка на свете, что у меня нет ни престижных институтов, ни богатых родителей, но всё же я верила в то, что у меня что‑то есть. Я знала, у меня есть сильная харизма, слепая вера в себя и собственное провидение, а это уже немало. Москва заставила меня поплакать не раз, но я чётко уяснила для себя – она не верит слезам и на дух их не переносит. Было время, когда я сполна нажилась в коммуналках с тараканами, крысами и пьяными соседями. Учёба, вечные поиски работы… Но я всегда много работала и собирала свой успех по крупицам. Случались и неудачи, и поражения, и первые победы. Был Новый год с бутылкой шампанского прямо на Красной площади. Тогда мне просто негде и не с кем его было встретить. Я купила бутылку шампанского и поехала на Красную площадь. Подумала о том, что там будут люди, а это значит, встречать Новый год я буду не одна. В новогоднюю ночь на Красной площади было много весёлых и подвыпивших людей. Они знакомились, поздравляли друг друга с Новым годом, шли к ёлке и водили хороводы, а главное, эти люди желали друг другу счастья. И никому не было дела, что в эту новогоднюю ночь я приехала совсем одна. Теперь я была среди людей, которые вели себя так, словно всю жизнь меня знали.
Со свойственными молодости энергией и легкомысленностью я хотела получить в столице всё и сразу, поэтому первая московская любовь не заставила себя ждать. Я была слишком импульсивной и эмоциональной. Мне было не занимать уверенности в собственной неотразимости, а амбиции и энергия били через край. Энергии было так много, что я могла запросто поделиться ею с другими. Неудивительно, что и московский кавалер, предложивший мне руку и сердце, слишком быстро нашёлся. Только вот кавалер полностью зависел от родителей и сам не ожидал столь бурной и негативной их реакции после того, как привёл на смотрины в дом девушку‑провинциалку. Его семья боялась и даже призирала провинциалок. В их понимании провинциалки – девушки, идущие по головам, которые целенаправленно охотятся на москвича для того, чтобы заполучить московскую прописку. Увидев во мне провинциальную акулу, пытающуюся проглотить их мальчика с потрохами, родители воспротивились нашим отношениям и, общаясь со мной с ярко выраженным превосходством, попросили меня найти новую жертву, аргументируя своё решение тем, что они коренные москвичи, а значит, у них свой уклад, свои традиции и даже своя культура. «Зачем нам приезжая бесприданница?» – прямым текстом сказали они. Я пыталась объяснить, что не из тех, для кого само понятие счастья заключается в злосчастной прописке, что мы намерены жить отдельно и я готова снимать угол в любой коммуналке, потому что в силу юношеского максимализма и молодости свято верила в то, что счастливее нас не будет на свете. Поскольку молодой человек полностью материально зависел от родителей, угол в коммуналке и достижение материальных благ совместными усилиями его не устроили, и он подчинился воле отца.
Тогда Москва наглядно показала мне правду жизни и дала понять, что лёгкие пути и решения – не для меня. Она дала мне огромный стимул надеяться в этой жизни только на себя. Жизнь за каменной стеной не для меня, потому что каменная стена не вечна, она всегда может рухнуть и придавить. Из желания доказать, я стала много работать, вжилась в образ самодостаточной женщины, которая достигла всего в жизни сама, без богатых мужей, любовников, влиятельных родителей и покровителей.
И пусть после того разрыва я вкалывала на трёх работах и рыдала в подушку. Пусть. Но тот случай научил меня не строить утопических иллюзий по поводу встречи с принцем, а надеяться только на себя. Я не сделала ставку на мужчину и не пошла проторённой женской дорожкой в поисках спонсора, я просто собрала волю и решимость в кулак, надеясь на успех. С каждым днём, проведённым в Москве, во мне проявлялось всё большее желание и упрямство доказать хотя бы самой себе, что я не проиграла.