Одинокая волчица

В то утро мне предстояло переделать массу дел: купить свою долю продуктов для намечавшегося у Елены «девичника» в честь выздоровления Милочки, а также что-нибудь в собственный дом, потому что последние дни выдались напряженными, я по двенадцать часов сидела у компьютера и все-таки исхитрилась сделать работу в назначенный срок. Зато есть в доме было, прямо скажем, нечего, поскольку Андрей носился по своим хлопотным сыщицким делам и ничем помочь мне не мог, а вернувшись домой, падал на тахту и засыпал, как убитый, о еде даже и не заикаясь. Что лишний раз подтверждает справедливость французской поговорки: «Кто спит, тот обедает».

Первым же делом нужно было отвезти рукопись в издательство, чем я и занялась спозаранку. Потом вернулась в родной спальный район и накупила на рынке килограмм двести всякой всячины, которые с трудом дотащила до дома. Утешала я себя при этом тем, что за мной обещала заехать Галка, что-то делавшая в моем районе в сфере своей архитектуры, так что к Елене я поеду с комфортом, на машине, как белая женщина.

Зайдя в подъезд, я, как всегда, попыталась решить несколько задач одновременно: снять перчатки, нажать на кнопку лифта и достать ключи от квартиры. Когда мне это — частично! — удалось (то есть избавиться от перчаток и запустить подъемный механизм), выяснилось, что обе тяжеленные сумки с продуктами намертво врезались мне в ладони и посему нет никакой возможности открыть боковой карман той сумки, которая висела у меня через плечо, чтобы вытащить ключи. В результате я взмокла, как мышь под метлой, и пока добралась до родного седьмого этажа была на грани нервного срыва.

Дверь лифта наконец открылась, я вывалилась на лестничную площадку, да так и застыла с открытым ртом в состоянии полного ступора. У моей двери находился Масик собственной персоной. Одной рукой он ожесточенно давил на кнопку звонка, а другой — дубасил в эту же самую дверь. Стальную, между прочим.

Обернувшись на шум лифта, Масик продемонстрировал мне совершенно искаженное бешенством лицо, что явно не предвещало ничего хорошего. Таким я его ещё никогда не видела — скорее, он страдал некоторой ограниченностью мимики, — и в моей непутевой голове молнией пронеслись все предостережения Андрея.

— Что это значит? — раздался даже не крик, а какое-то полурычание, полушипение. — Как ты могла уйти, если я должен был прийти к тебе? Ты должна была готовиться к моему приходу…

— Что? — только и смогла я спросить.

Слов, как таковых, у меня не было. Остались одни буквы, из которых я выбрала наиболее приличные.

— Ну краситься там, одеваться… Готовиться!

Тут взгляд Масика упал на сумки, которые я так и держала в онемевших руках, и взгляд его несколько смягчился, а лицо обрело прежнее неподвижно-надменное выражение, которого я не боялась.

— А, я все понял! — объявил он. — После загса нужно будет отметить. Это ты правильно решила. Что купила? Шампанское взяла?

Я, наконец, обрела полноценный дар речи:

— Какое, черт побери, шампанское? Какой загс? Ты что, совсем с ума сошел? Почему ты сваливаешься мне, как снег на голову, да ещё устраиваешь какой-то детский крик на лужайке? Приперся сюда без звонка — терпеть этого не могу! — да ещё дверь ломаешь…

— То есть как это не звонил? — снова побагровел Масик. — Я тебе с утра оставляю на автоответчик сообщения, что мы сегодня идем в загс…

— Зачем? — тупо спросила я.

Ответ меня мало интересовал: мне стало вдруг по-настоящему страшно. Глаза моего экстравагантного поклонника стали просто безумными: в таком состоянии я его никогда ещё не видела. Я судорожно стала вспоминать все, что когда-либо залетало в мою голову относительно правильного поведения с психически неадекватными особями в момент возбуждения, но сообразила только, что надо говорить как можно спокойнее, даже где-то равнодушно. Чтобы не провоцировать, стало быть, на дальнейшие эксцессы.

— Я не прослушивала ещё автоответчик: очень рано ушла из дома. Не ждала никаких звонков, вот и ушла…

От монотонности моего голоса в сон стало тянуть даже меня самое. Масик вроде бы слушал меня почти внимательно и цвет лица у него постепенно приходил в норму.

— Мы ведь с тобой поссорились, верно? Ты мне сказал, что у тебя есть девушка Анна, в которую ты влюбился. Больше с тех пор ты мне не звонил. Почему теперь загс?

Последняя фраза была совершенно лишней, в чем я не замедлила убедиться:

— Анна замужем. Все или замужем, или женаты. Один я не замужем и не женат. Мы с тобой поженимся. У неё есть муж, у тебя есть муж, у меня будет жена. Мы все сравняемся. Я за тобой уже давно ухаживаю, мама о тебе знает и одобряет мой выбор. Ты же все равно моя невеста. А наша ссора в парке — это ерунда. Мне мама все объяснила. Ты просто приревновала меня к Анне. А раз ревнуешь, значит — любишь. Теперь нам надо пожениться. Я даже кольцо приготовил. Мне его Анна дала, а я решил тебе подарить…