Одинокая звезда

Настоечка и в самом деле оказалась замечательной. Был также у мистера Марча чудесный домашний пирог и земляничное варенье. Новые знакомые прекрасно коротали время. Архивариус оживился, когда узнал, что мистер Макинтош подумывает о покупке здесь домика для летнего отдыха. Тогда, как будущему обитателю городка, ему будут интересны и другие нескучные басенки, которыми изредка можно себя позабавить. Макинтош охотно согласился.

Вот, например, эти отшельники в горах, что — тоже наследные земли?

Именно так, но тут уж просто комедия, а не история! Чудаков в Миллвилле хватает, уж поверьте, но эти всех чуднее.

Откуда они взялись, эти Тороссы, никто не знает. Когда в долине стали появляться дома и образовалась деревня, голубоглазые потомки викингов уже жили под своей скалой. Что заставило их покинуть море и поселиться в горах, никто не спрашивал. Да никто бы и не ответил на такой вопрос, поскольку нрав у Тороссов был крутенек, потому и женщины с ними не уживались.

Никто из горных отшельников жён не имел, только молодые уходили на поиски своей заветной половины. Пропадают год, два и возвращаются с ребенком — обязательно мальчишкой. И тоже голубоглазым, непременно с русыми кудрями. Красивые были парни, только волосы рано терять начинали, а к старости совсем лысели. Оттого им давали такие прозвища потешные. Только они не обижались.

Есть такое мнение, что и на дорогах молодые Тороссы не брезговали промышлять, да только басни это. А старики — те даже с гор не спускались. От местных старожилов мистер Марч узнал одну забавную историю и записал её как мог.

Сказание об Ульрихе Коленке и сыне его —

Зигфриде Не-За-Что-Ухватиться.

В ту пору, когда здесь, в долине, начали селиться люди, старшим у Тороссов был Ульрих и был он совершенно лысым — вот как Тыква Оддо, только характером куда покруче.

И было место это не пустынным, отнюдь! Здесь жили племена индейцев кроу и навахо — кочующие племена, враждующие кланы.

Здесь в речках живность всякая водилась, селились и бобры. Вот из-за них у кроу и навахо всегда вражда была: им всем хотелось шкурок побольше приобресть. Ведь шкурки у индейцев — те же деньги.

Вот раз вернулся молодой Торосс Зигфрид с напрасных поисков своей Брунгильды, и без жены, и без ребенка — вот беда-то!

Не знаю, что уж там они не поделили, да только молодая сыночка муженьку не отдала. И отослала его подальше: иди, мол, в горы, муженек, к своим пустынным скалам и с соколом своим любезным там целуйся!

В таком веселом настроенье он шел домой и тщетно искал на голове своей плешивой хоть пару прядей, чтоб выдрать их с досады.

Тут молодые воины навахо в кустах подстерегали кроу и жаждали им непременно по-быстрому намылить шеи: чтоб, значит, по чужим не лазали ловушкам и впредь бобров по-наглому не пёрли!

Но кроу молодые не явились, поскольку на тот день для них счастливый они всем поселением справляли свадьбы и пили огненную воду большими кружками, и ели мясо. Лишь невезучий Зигфрид в штанах поношенных и с маленькой котомкой за плечами тащился по дороге в гнездо родное, чтоб, значит, с соколом там целоваться.

Навахо между тем уже вспотели в кустах-то, ибо жарко у нас на местности бывает в это время. И позарез им было нужно врага найти и в стан отеческий доставить: пускай их более никто не упрекает, что дело делают они небрежно. А кроу нет как нет — вот незадача!

И тут решили бедолаги, что надо хоть чего-то принесть к старейшинам на палке, поскольку воину навахо идти домой без скальпа стыдно. Вот и попался им в засаду несчастный, бедный, лысый Зигфрид!

— Постойте, братья, что за чудо сегодня в сеть к нам угодило? — с таким вопросом обратился к своим товарищам вожак их — Быстрый Лис.

И он пощупал крепкой дланью то, что считалось у Тороссов роскошной гривой молодецкой и было гордостью отцовской за юных сыновей своих.

Младой Торосс не знал ни слова ни по навахо, ни по кроу. Но только сразу догадался, что молодым индейцам этим его прическа приглянулась.

И понял он, что может вовсе без ребеночка остаться, поскольку дивные кудряшки на голове его исчезнут!

— О, Небо! — возопил несчастный. — Доколе мне осталось мало своей красою наслаждаться, дозволь хотя бы сих убогих к священной вере привести! И пусть их небо покарает, коли креста носить не станут!

Младые воины навахо промеж себя решить не могут, считать ли им своей добычей сей беспримерно жидкий волос и можно ли почесть за скальп почти что лысую макушку? Так ничего и не придумав, они к совету обратиться своих старейшин многомудрых решают, чтоб разобраться в вопросе этом досконально.

Там, в стане множество навахо — мужчин и женщин, и детишек полов обоих. И старушек, что во вдовстве своем усердно противных кроу обвиняют. И стариков — всего навалом. И все навахо — с густыми длинными власами.

Судили день, судили два, но всё никак понять не могут: считать ли десять волосков за локон? А если оторвать один, то хватит ли числа оставших, чтоб без позора младому воину навахо его на палке, словно знамя, в бою достойнейше носить?