Одинокие боги

— Наш маг — отличный парень, пока ты не сделал ему ничего дурного, — словно подвел итог Монте.

Алехандро незаметно приблизился к костру и пристроился справа от незнакомца.

— Ты не назвал нам своего имени, — тихо напомнил он.

— Да просто назовите... любое имя, — подсказал я. — Нам все равно какое... Для плиты.

— Что?! — Незнакомец вскочил словно ужаленный, но, остыв, снова опустился на землю. — Какой плиты?!

— А вдруг на нас сейчас нападут конокрады? — предположил я. — Мы можем... заподозрить вас; Или они подумают, что вы... один из нас? В конце концов... Вы можете оказаться в числе убитых. Так что назовите какое угодно имя. Для вашего надгробия. Стыдно хоронить человека, не оставив никакой надписи на его надгробном камне.

Гость поставил на землю чашку с недопитым кофе, неожиданно решил:

— Пожалуй, мне пора. Надо использовать ночное время, пока не слишком-то жарко... Понимаете?

Незнакомец осторожно поднялся, стал отряхивать брюки.

— Садитесь на лошадь, — посоветовал я, — и уезжайте. Когда увидите Флетчера, передайте ему, чтобы заходил в любое удобное для него время.

Глава 34

Позавтракав на рассвете, я прихватил с собой кусок хлеба и отправился в загон. Подойдя к воротам, протянул хлеб черному жеребцу. Он шарахнулся, мотая головой и дико вращая глазами, но я спокойно заговорил с ним и снова протянул хлеб.

Одна кобыла подошла ближе, понюхала мою руку, и я, отломив кусочек, предложил ей. Вероятно, она была одной из уже прирученных нами, но, как бы там ни было, хлеб она взяла.

Жеребец, казалось, заинтересовался действиями подруги, но продолжал осторожничать. Я опять ласково заговорил с ним, а он все еще держался поодаль; поэтому, оставив хлеб на перекладине вороту, я ушел, полагая, что его возьмет кобыла.

Джакоб стоял у костра с чашкой кофе в руках.

— Думаю, надо перегнать их, — сказал он. — Не нравится мне эта компания.

— Мне тоже, — согласился Монте. — По-моему, они что-то замышляли прошлой ночью. И, скорее всего, находились поблизости, готовые напасть в любую минуту. Сегодня, думаю, они попытку повторят.

— Мартин заметил что-то движущееся в темноте, да и лошади беспокоились. — Джакоб сделал глоток кофе, окидывая взглядом редкие дубы, росшие вблизи на склонах гор. — Может, это выдумки индейцев, но мне тоже не нравится это место. Или, может, это потому, что уже хочется вернуться назад? Никогда раньше не поверил бы, что мисс Нессельрод приучит меня думать о бизнесе, проделывать всякие махинации, заключать торговые сделки... — Он лукаво посмотрел на меня. — Если кто-нибудь сказал бы мне, что я стану законченным горожанином, ей-богу, пристрелил бы такого человека! Но ведь так оно и случилось!

В это мгновение я подумал о Мегги и не мог не согласиться с ним:

— А почему бы и нет?

Произнося эти слова, я не мог оторвать взгляда от холмов; там, позади них, я знал, журчал прозрачный ручей, берущий начало где-то в каньоне в окружении могучих дубов. Мне захотелось как-нибудь одному съездить туда и напиться воды из того ручья...

К костру подошел Рамон, ведя за собой гнедую в яблоках кобылу. Ей он уделял особое внимание. Бросив поводья, Рамон взял кофейник и налил кофе. Остальные ушли седлать своих лошадей; все постели уже были свернуты.

— Мы уходим? — спросил Рамон.

— Джакобу здесь не нравится.

— А тебе?

— Мне нравится, — кивнул я на холмы. — Что-то в этом есть мое... И в пустыне тоже.

— Ты вернешься?

— Когда только смогу. — Я выплеснул остатки кофе. — Здесь очень древняя земля, чувствую это. Она, конечно, изменится со временем, но многое останется, как было в прошлом. Когда гляжу на эти горы, мне кажется, я вижу, как, подобно временам года, сменяются столетия.

Мой отец рассказывал, что существует Старый Свет... Но он не старше нашего... Кто знает, когда появился первый человек... Сколько людей жило здесь до нас, мы называем их индейцами... Слишком многое разрушилось и исчезло в ходе веков.

— Ты должен вернуться обратно, — тихо сказал Рамон, истолковывая на свой лад мое откровение.

Угольки костра почти потухли, только несколько головешек продолжали дымиться; я смотрел на красные, вспыхивающие искорки и думал о Мегги.

Вспоминает ли она хоть изредка обо мне?.. И тут же приходила другая мысль: а почему она должна это делать? Кто я ей? Всего-навсего ее сосед по парте.

Я огляделся. Что она подумала бы о моих горах? О моей пустыне? Может, глупо относиться к ним так, как отношусь я? Тем не менее они занимают немало места в моем сердце и моей жизни. Они мои, потому что принадлежат мне, а я — им. Или подобные чувства — романтика? И объясняются просто тем, что мои родители когда-то нашли пристанище здесь, в пустыне?..

Взяв в руки седло, я засыпал песком костер.

— Ты один из нас. — Рамон проникновенно глянул мне в глаза.

— Я Иоханнес Верн. Более того, я ничего не знаю ни о себе, ни о своем будущем. Я еще должен кем-то стать, должен создать себя из того, что сейчас есть в моем распоряжении.

— Не сомневаюсь, станешь.

— Я не знаю ничего, кроме одного: хочу кем-то стать.

— Хочешь быть выше других?