Одинокие сердца

— Что характерно для сегодняшних молодых леди — вы считаете, что это вы привнесли в жизнь женщины все то, что есть в ней современного — от стремления к независимости до противозачаточных средств. — Виолетта даже не пыталась скрывать свое раздражение. — Сегодня, конечно, все это стало гораздо доступнее, однако есть вещи и явления, которые существуют столько же, сколько существует на земле человек. Тебе известно, что, например, в семнадцатом веке женщины засовывали во влагалище маленькую губку, пропитанную уксусом, в качестве противозачаточного средства?

Одри впилась взглядом в лицо матери.

— Эта губка, насколько я понимаю, была своего рода предшественницей противозачаточного колпачка, да? — спросила она шутливым тоном, пытаясь ослабить возникшее между ними напряжение.

— Ты должна понимать, что все женщины во все эпохи сталкивались с одинаковыми проблемами. — Виолетта снова медленно пошла вперед, одновременно и разговаривая, и разглядывая внутреннее убранство церкви. — Большинство женщин, обвиненных в колдовстве, в действительности занимались изготовлением различных лекарственных снадобий, а некоторые из них помогали делать аборты или готовили средства, предотвращающие беременность. Женщины всегда имели в своих руках определенную власть. То, чем сейчас обладаете вы, современные женщины, является всего лишь результатом усилий всех тех женщин, которые жили до вас, и многим из них, как тебе известно, пришлось за это поплатиться. — Виолетта оглянулась и поймала взгляд Одри. — Чем, по-твоему, можно было заниматься в далекие времена, когда не было ни телевидения, ни баров, ни дискотек? А может, ты думаешь, что и секс изобрели люди твоего поколения? — Она не на шутку рассердилась. — Сегодня очень многое стало гораздо проще, чем раньше, — можешь мне поверить. — Она осмотрелась по сторонам, словно ища выход, и направилась к капелле Чудотворной Богоматери. — Прекрасно, — сказала женщина с таким видом, как будто эта капелла была именно тем помещением, в котором ей сейчас хотелось находиться.

Виолетта поискала взглядом место, с которого было бы удобнее разглядывать потолок с росписями XV века. Она выбрала стул в первом ряду и села на него, а Одри уселась на стул по другую сторону центрального прохода, застеленного длинным ковром.

Одри вспомнился рассказ матери о том, как дедушка Теобальд отнял у нее Сэма, когда тому было восемь лет. Девушка никогда раньше об этом не задумывалась. Сэм был для нее старшим братом, о котором она знала очень мало, потому что он сначала учился в школе-интернате, а затем — в университете. Когда Одри родилась, Сэм был в школе. Это был его первый год обучения. В общем, у них не было возможности вырасти вместе. Когда Сэм приезжал на каникулы домой, он общался в основном с мужчинами и не очень-то интересовался младшей сестрой. Он взирал на Одри с некоторым пренебрежением — как будто считал ниже своего достоинства общаться с девчонкой. Теобальд не только добился того, чтобы Сэма отправили учиться в школу-интернат, но и лично учил его всему, что должен знать юноша — а затем уже и мужчина — его круга, и усилия дедушки, надо признать, не пропали даром: Сэм оправдал его ожидания. Даже когда дедушка Теобальд умер, Сэм вел себя хладнокровно и невозмутимо, то есть неизменно сохранял самообладание — как и подобает мужчине его круга. Девушка прекрасно помнила, как выглядел ее брат во время похорон: в элегантном черном костюме, чопорный и надменный, с бесстрастным взглядом, с напомаженными и зачесанными назад волосами. Со стороны казалось, что он явился не на похороны своего дедушки, а на торжественную церемонию по поводу окончания университета. Когда Виолетта с еле сдерживаемым гневом рассказала обо всем этом Одри, та прониклась к матери сочувствием и подумала, что теперь она гораздо лучше понимает, что представляет собой ее — мало знакомый ей и всегда державшийся отчужденно — старший брат.

— По правде говоря, ты меня удивила, — сказала Одри. — Не знала я, что ты такая… феминистка.

— Я не феминистка. Просто женщина. Сделай одолжение, не навешивай на меня ярлыков.