Одинокие сердца

Одри пока что не имела ни малейшего понятия, чем же она будет заниматься дальше, однако уже твердо знала, что справится с навалившимися на нее напастями. Ей еще предстояло очень многое узнать и о жизни, и о себе самой. Более того, она осознавала, что жизнь дала ей хорошую возможность получше изучить себя, выяснить, что она собой представляет и на что способна… Подобные мысли вихрем проносились в сознании Одри, заставляя ее поверить, что перед ней целое море различных возможностей. Она поняла, что, путешествуя с матерью, смогла получить немало удовольствия, и что ее — идеализированная ею — поездка по долине реки Луары не была бы такой замечательной, если бы она путешествовала вместе с Джоном. Именно так: если бы Одри поехала в долину реки Луары вместе с Джоном, ее ожидало бы разочарование.

Правда, они с матерью не ходили, взявшись за руки, и не читали друг другу стихи под каким-нибудь вековым дубом, но теперь Одри понимала, что если бы она отправилась в путешествие с Джоном, она не только не делала бы всего этого, но и не получила бы удовольствия от самой поездки и не испытала бы чувства независимости. Ей нравились происходившие в ней сейчас изменения. А еще ей нравилось то, что она уже начала более-менее отчетливо осознавать, какими были в действительности ее отношения с Джоном, как много она для него делала и как мало он это ценил. Больше она не допустит такой ошибки. Нет в этом мире мужчины, ради которого стоило бы жертвовать собой… Одри с довольной улыбкой допила чай и решила вернуться в дом тети Шарлотты и помочь ей на кухне. Ее тетя была искуснейшей поварихой, знавшей удивительные кулинарные секреты. Одри было известно, что у Шарлотты имеется блокнот с рецептами, записанными еще ее матерью, и что она время от времени добавляет туда новые рецепты и различные комментарии. Это ведь очень интересно — провести целый день у плиты, колдуя над булочками или пирожками, чтобы затем представить свое произведение на суд двух-трех искушенных в кулинарии подруг.

Подъехав к «Роуз-Гарден», Одри услышала хохот, доносящийся из расположенного по ту сторону дома сада, и, пройдя туда, увидела, что ее мать и тетя Шарлотта сидят за столом на веранде и распивают бутылочку хереса.

— Присоединяйся к нам, дорогая. Ну и как ты провела утро? — спросила тетя Шарлотта.

— Не так весело, как вы. Надеюсь, вы не превысили свою норму?

— Тебе что, не понравилось в городе? Он, наверное, сильно изменился с тех пор, как ты была здесь в прошлый раз? — спросила с показной любезностью Виолетта.

— Наоборот, он все такой же, как и…

— Ну тогда не трать время на разговоры, а лучше выпей-ка с нами бокальчик. Чтобы отпраздновать наш приезд сюда, в «Роуз-Гарден», — сказала Виолетта и, прежде чем Одри успела что-то возразить, налила ей почти полный бокал.

— И давно вы тут празднуете?

Виолетта и Шарлотта снова расхохотались. Совладав с приступом смеха, Виолетта ответила:

— Я готова праздновать по любому поводу. Знаешь, Одри, в моем возрасте в голову приходит очень много поводов для того, чтобы отпраздновать, да и тебе их должно приходить в голову немало.

Одри не смогла удержаться от улыбки при виде пожилых женщин, которых вино развеселило гораздо сильнее, чем оно может обычно развеселить, и которые охотно воспользовались представившейся им возможностью немного расслабиться. А еще Одри поняла, что херес — всего лишь предлог. Главная причина столь бурного веселья сестер заключалась в чем-то другом: может, в том, что они снова встретились, или в том, что они после многих-многих месяцев серой и монотонной жизни могут позволить себе немного поразвлечься, или в том, что они могут поболтать друг с другом с откровенностью и раскованностью, усиленной их опьянением, или в том, что им представилась возможность осознать, что у них впереди еще много лет жизни и много дел и что у человека вообще всегда много времени, если он только может это понять, если он способен увидеть это и использовать представившуюся возможность, если он в состоянии сказать самому себе «да».

— Я зашла в книжный магазин и увидела там твои книги. Должна, к сожалению, признаться, что раньше, заходя в книжные магазины, даже не пыталась их искать, но… Не знаю… Увидеть твою фамилию и имя там, а теперь увидеть тебя здесь… навеселе… — Одри рассмеялась. — Теперь мне и самой хочется выпить… Вы обе какие-то особенные.

И они все трое начали смеяться.

— Расскажи, Одри, так чем же ты занималась этим утром?

— Расскажу попозже, а то сейчас это прозвучит слишком нелепо. А вы что делали?

— Мы вспоминали старые времена… — ответила Виолетта.

— И не очень старые, — добавила Шарлотта.

— Знаешь, Шарлотта, тебе, я думаю, должны были бы дать мое имя, а мне — твое, — вдруг сказала Виолетта. — А ты что думаешь?

Шарлотта уставилась на сестру, готовая снова расхохотаться.

— Думаю, что нам нужно приготовить что-нибудь поесть, — сказала она. — Утро прошло замечательно, но после того как мы уделили внимание потребностям души, нужно подумать и о бренном теле.