Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943

Через десять минут об этом узнали все коммандос. Ха-Йот немедленно связался с Хансом Фертером, а тот, в свою очередь, предупредил Клауса Штюмме.

Ночью у Хайнца было много посетителей, его снабдили сигаретами и бутылкой вина, выкраденной из запасов Линкмана. Манфред с помощью Ха-Йота успокаивал людей, особенно братьев Ленгсфельд.

Рано утром Штюмме явился на КП Линкмана, и после бурной дискуссии Хайнц был освобожден, но на него был отправлен рапорт по инстанции.

Коммандос похоронили молодого парня из Майнца, отказавшись от помощи других солдат. К участию в траурной церемонии был допущен только пастор.

Когда Линкман с обычной напыщенностью сел в бронемашину, она проехала всего три метра. Затем задний мост машины с нелепым грохотом целиком рухнул на дорогу.

Полк Линкмана теперь служил наковальней, которой следовало оставаться на своих позициях, в то время как кольцо окружения будет стягиваться. Следовательно, коммандос здесь делать было нечего.

Клаус забрал всех своих людей с собой.

На пятнадцатый день операции стало ясно, что большинству партизан удалось вырваться из ловушки. В этом районе оставили батальон пехоты, остальные войска вернулись к местам дислокации.

На обратном пути Клаус получил необычную депешу от Ханса Фертера. Его попросили подождать со своими егерями в трех километрах от городка Ревны вестового, который доставит ему очень важное письмо. Прибыв в условленное место, Клаус действительно обнаружил огромного шваба с круглой головой, беззаветно преданного Фертеру, с кратким посланием.

«Три сотрудника гестапо ожидают вашего возвращения, чтобы арестовать радиста Ха-Йота. Каково бы решение ни было вами выбрано, гарантирую свою помощь».

Клаус вызвал Хайнца, Манфреда и Гюнтера, показав им письмо. Затем попросили прийти Ха-Йота.

Маленький радист побелел как полотно.

— Я знал, что все этим кончится. Но могу вам сказать, что я никогда не занимался политикой, потому что мне на нее наплевать. Разумеется, я знал, что мой отец коммунист, но все равно не осуждал его, нет… Что теперь делать? Я подчинюсь вам, господин капитан.

— Сейчас ты закроешь свой рот и никому не будешь рассказывать эту историю. И позовешь ко мне братьев Ленгсфельд.

Четыре офицера посовещались еще немного и решили, что Клаус, Хайнц, унтер Байер и братья Ленгсфельд поедут в Ревны. Остальные егеря будут ожидать их возвращения.

Сотрудники гестапо остановились у Фертера, единственной связи коммандос. Вот почему Клаус с Хайнцем заявились именно к нему. Они засвидетельствовали свое уважение и понимание.

— Вы знаете, конечно, — сказал Клаус, — что, как командир одного из подразделений роты, я несу ответственность за жизнь и смерть моих подчиненных. Не скажете ли мне, в чем провинился мой радист?

— Вопрос простой, вы знаете. Его отец уже в концентрационном лагере, и было бы неправильно позволить сыну этого подлого коммуниста смыться.

— У вас есть против него реальные улики?

Один из гестаповцев похлопал рукой по папке и сказал насмешливо:

— Пока немного. Но будьте спокойны, после допроса досье станет полным.

— Да, конечно… Беда в том, что наша группа находится за городом. Но мы приведем его к вам. Пока же можно выпить.

И Клаус вытащил из кармана бутылку водки.

Фертер пошел за кружками, не переставая внимательно наблюдать за гостями. Разговор упростился. Говорили о войне, Берлине, женщинах. Клаус и Хайнц, казалось, не торопились, угощали русскими папиросами. Потом в дверь постучали, и явился унтер Байер, впервые надевший форму СС. Он молодцевато щелкнул каблуками и объявил, что коммандос надо возвращаться в расположение своей части.

Клаус и Хайнц поднялись, уже спокойные.

— Если хотите пойти с нами… Кажется, это ваш «мерседес» стоит у двери. Мы покажем вам дорогу.

Братья Ленгсфельд открыли дверцы автомобиля (где они его нашли, спрашивал себя Хайнц). Гестаповцы влезли в свою собственную машину, и два транспортных средства поехали по дороге, выходящей из Ревен. Через два километра раздался взрыв. Черный «мерседес» разлетелся на куски. Пятеро егерей выскочили, чтобы выяснить состояние взорвавшейся машины, и подобрали досье. Они оставили горящую машину, как раз то, что и требовалось, а унтер Байер, все еще в эсэсовской форме, дал сигнал поторопиться.

В тот же вечер начальник комендатуры послал в гестапо Минска уведомление, сообщив, что одна из машин ведомства была уничтожена в результате диверсии партизан. Все сотрудники гестапо погибли. Выполняя служебный долг, добавил он. Он также вернул несколько досье, которые смогли подобрать. Среди них найдено досье на Ха-Йота, в нижней части которого напечатана на машинке неразборчивая надпись: «Не имеет перспективы».

Братья Ленгсфельд заслужили право на получение тройной порции алкоголя, которую они поспешили обменять на новые противотанковые гранаты.

Эта скверная история случилась вовремя.