Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943

И врач, может в силу предрассудков, подумал, что у русских появился шанс остаться в живых. Он предложил, чтобы им сохраняли жизнь для обмена в день, когда, возможно, понадобится вести переговоры с партизанами.

Только Хайнц не проявлял абсолютно никакого интереса к пленным, но здравый смысл, который содержался в этом предложении, заставил его согласиться.

Когда жители деревни узнали эту новость, в Алешенке с невероятной быстротой распространилось ликование.

Братья Ленгсфельд, ставшие в определенных обстоятельствах пиротехниками, изготовили разноцветные ракеты. Партизанам это понравилось. Разумеется, фейерверк вызвал серию панических звонков, и несчастные дневальные испытывали особую неловкость при объяснении того, что происходило.

Едва восстановив силы, Яковлев собрал всех комиссаров и командиров отрядов. Перенесенный провал был слишком серьезен, чтобы его замолчать и ограничиться самокритикой.

Он судил себя беспощадно.

Настоящий коммунист не имеет права предаваться ни тщеславию, ни гордыне, ни иллюзорной вере в то, что он вообразил после первых успехов, будто район вернулся под контроль партизан. Яковлев сказал, что ему не хватило перспективного видения, стратегического мышления.

И, несмотря на огорчение Ковалева, он объявил, что передает решение вопроса о командовании на суд партизан: им самим решать, что ему делать.

На мгновение все затихли, затем проголосовали. Большинством голосов Яковлев сохранил свой пост. В этот момент люди поднялись с мест, чтобы похлопать его по плечу, обнять, обругать. Затем один партизан запел, другие хором подхватили длинную и унылую песню, в которой говорилось о пшеничных полях и тракторах (чувствуются «глубокие» познания автора о русских — сквозь плохо скрываемую ненависть. — Ред.).

Потом состоялось серьезное обсуждение вопроса о том, что делать дальше. Гайкин в плену, теперь надо назначить нового начальника разведки. Выбор пал на молодого коммуниста из Минска Степана Строева.

В Москве, узнав о ходе боя, приняли ряд решений. Во-первых, Яковлев должен был найти и подготовить взлетно-посадочные полосы, чтобы принять подкрепления людьми и боеприпасами, в которых нуждались партизаны. Во-вторых, ему запретили нападать на опорные пункты немцев, по крайней мере в ближайшее время. Наконец, лагерь следовало переместить в другое место.

Яковлев предложил перейти в лес урочища Праня, на берегу притока Десны. Там построили три лагеря: базовый лагерь, где можно было всем собраться, и два небольших лагеря, которые можно было использовать во время перемещений.

Партизанам потребовалось четырнадцать дней, чтобы выбраться из леса Бранилец. Выйдя за высоту 214, они вступили в новую зону. Вновь пришлось становиться землекопами, лесорубами и плотниками, искать надежные дороги и минировать подступы к лагерям. Затем надо было искать удобные места для приземления парашютистов.

Во время трудного перебазирования партизаны возмещали потери лошадей, муки и оружия. К ним присоединялись местные мужчины и женщины. В лесу урочища Праня с началом осенних дождей обосновался отряд численностью четыреста человек.

Глава 7 МАНФРЕД

Большой Мартин, глядя в небо, охотно сравнивал его с огромным серым слоном, который пытается без задержки запихнуть вас в пасть. Непрекращавшийся дождь поливал деревья, дороги, дома, из труб которых выходили длинные шлейфы сизого дыма.

Клаус благоразумно воздержался на несколько дней от операций, вопреки советам Ханса Фертера и Хайнца, которые считали, что партизаны после разгрома их лагеря должны перебазироваться на новое место. Можно было попытаться их перехватить. Дозоры каждый день выходили из укрепленных пунктов № 1 и № 2 в лес Бранилец за новой информацией: в старом партизанском лагере не осталось никого. В течение нескольких дней не отмечалось никаких передвижений, информация поступала очень скудно. Группы партизан по пять — десять человек проходили деревни, направляясь на запад или север. На этом этапе Ханс Фертер смог поверить, что отряды Яковлева рассеялись.

В Алешенке налаживался странный, искусственный быт общины, где в крестьянских дворах возрождалось подобие социальной жизни. Ранним утром солдаты рубили в лесу дрова, чтобы отнести их в свой дом. Клаус открыл детскую школу. Женщины заботились о егерях, готовили им еду, штопали их одежду, а по вечерам принимали в свои постели иноземных солдат. Единственными мужчинами в деревне были коммандос, а также постоянная группа охраны, которая препятствовала бегству жителей. Алешенка под жесткой охраной приняла вид средневекового городка, где время текло в ритме, заданном часовыми.

Клаус поддался, наконец, тому, что он называл физиологическими потребностями. Но молодая русская женщина, которую он выбрал, потом жаловалась на него подругам в том смысле, что Клаус, верный своим принципам, рассматривал половой акт как некую гимнастику, аккуратную и контролируемую. Это исключало всякую нежность.