Одинокие женщины

То ли из-за его реакции, то ли из-за собственной рассеянности, то ли из-за неудачного сценария — но ей никак не удавалось сосредоточиться на перипетиях экранного действа. Шутки все до одной казались плоскими, а подробности — притянутыми за уши. Как говорится, от былой магии не осталось и следа. Честно говоря, Диана чувствовала, что вряд ли впредь сможет смотреть сериал, не испытывая вины или неловкости за собственную недалекость.

«Черт бы тебя побрал, Лео!» — думала она. Уничтожил радость от ничтожнейшего, невиннейшего удовольствия, которое она себе позволяла. Ведь он осудил не только и не столько сам сериал, сколько ее собственный вкус и неразборчивость.

Диана выключила телевизор и погрузилась в размышления. Вот уже полторы недели она ищет ответ на предложение Лео. Первоначальное «да», рвавшееся из нее на склонах гор в Вермонте, превратилось в нерешительное «может быть».

По сути, она всеми силами старалась оттянуть «момент истины», бегая по парку каждое утро, допоздна работая над бумагами каждый вечер и стараясь почаще проводить свободное время с Байроном, жившим неподалеку.

— Как ты считаешь? — спросила она однажды вечером. — Стоит ли мне выходить за Лео Фрэнкленда?

— Тебе нужен деловой или романтический совет?

— Наверное, романтический. Я просто не могу решиться.

— А монетку бросать не пробовала?

Его собственная свадьба состоялась в прошлое воскресенье: скромная церемония у одра больного в больнице святого Луки. Присутствовало всего человек десять: приехавшая из Виргинии мать Байрона, Диана и еще несколько самых близких друзей.

Конечно, это нельзя было считать неким актом в рамках закона: Байрон просто подписал клятву верности, которую сам же и составил. После чего гости выпили шампанское, как могли поздравили умирающего и разошлись кто куда. Диана вернулась домой и ревела, пока не заснула.

С каждым днем она все больше тревожилась и отчаивалась. Данное Лео обещание давило на сердце тяжким грузом. Она пыталась подбодрить себя, надеясь на силу обновленной любви. Однако былая черная магия этого чувства почему-то все больше напоминала обычные серые помои.

Нынче вечером она поймала себя на мысли, что хорошо бы свадьбе Байрона стать последней в череде скоропалительных браков. Что, может быть, лучше отказать Лео. И все из-за несчастного телесериала. Кто-то может счесть это настоящим абсурдом. Ведь женщина не может отказаться от блестящей партии, от своего суженого только потому, что они смотрят разные программы. Но ведь дело не просто в программе. Это была придирка, обидная придирка, а Диане придется рисковать и закрывать на нее глаза.

Вот совсем еще недавно Байрон шутил по поводу того, что люди поступают так, а не иначе, потому что имеют к тому причины. Тогда она не придала его словам значения, восприняв их как обычную светскую болтовню. Но теперь, лежа перед темным молчаливым экраном, Диана наконец-то поставила на место последний кусочек головоломки.

Конечно! От неожиданности у нее перехватило дыхание. Их спор насчет сериала был последним доказательством очевидного — того самого червячка, что грыз ее непрерывно с самой первой встречи с Лео в «Лютеции».

В один миг ей открылось решение всех загадок. Она поняла, почему дети избегают Лео, почему жена изменяла ему, почему ученик оскорбил его столь изощренным способом. Как же она не догадалась, что у них у всех действительно имелись на то причины! Они просто старались выжить. Только и всего!

Потому что — и это открытие ужаснуло ее — Лео подавляет все и вся вокруг себя. Он претендует на роль безупречного отца, наставника, знатока права. Лео всегда знает, как лучше, — стало быть, он никогда не ошибается. И помогай Господь тому несчастному глупцу, который осмелится поступать по-своему.

Диане также стало ясно, отчего Лео применяет столь завышенные стандарты и к своим студентам, и к семье. Все они обязывались заслужить мировую славу — но не для себя, не для своего удовлетворения и радости, нет, только для него! Ибо их слава должна еще больше возвышать его!

Взять хотя бы его воспитанника. Ведь если для Лео выше всего интересы Барта, пускай бы себе парень устроился к Ральфу Надиру и честно трудился. Однако такой вариант был для Лео недостаточно престижным, не таким ослепительным.

«Я вложил столько самого себя в будущее Барта», — сказал тогда Лео. Из чего логически вытекало, что отныне он становится хозяином этого самого будущего. Точно так же, как и Пулитцеровская премия, полученная его женой. Точно так же, как и все остальное, угодившее ему в лапы.

Удивительно, как он до сих пор не воспринял грядущее партнерство Дианы как свое собственное. Рано или поздно он додумается и до этого. «Я шепнул Ральфу Слайтеру пару словечек про тебя, — наверняка похвастается он. — Я ему сказал: „Ральф, Диана — из моих ребят…“» И, сделав это, отберет у нее всю радость и гордость.

Ребята Лео. Он овладел ими, вылепил из них то, что хотел, и, натурально, запретил им быть неудачниками. А взамен потребовал полную покорность и преданность. Он похитил у них душу.