Одинокий Адам

Никто из нас не знал его до того, как он в штатском одежде поднялся на борт за два часа до отлета. Первую ошибку он совершил, явившись в гаком костюме. Кстати… почему это ошибка? В конце концов он был гражданский техник. Мы же все принадлежали к той или иной отрасли Космической службы, и это с самого начала настроило нас претив него. Пурчи, второй электронный техник, гулял но коридору, когда Слопс со всеми своими пожитками вышел из грузового лифта. Пурчи сразу определил, кто перед ним. Пурчи был высокий, неторопливый и невозмутимый малый. Он повел Слопса в кормовую часть (другими словами, вниз, так как на земле «Зов звезд» стоял торчком на хвостовых плоскостях) и предложил ему сложить багаж. Ящик, на который указывал Пурчи, «случайно» оказался люком для мусора, автоматически опорожнившимся при входе в ионосферу. Большой беды в этом не было: в ларях нашлось много летной одежды более или менее по росту Слопсу. Во всяком случае, он был одет вроде как по форме. Но все-таки вид у него был препотешный. Выражение его лица, когда он подошел к этому мусорному люку через шесть часов, не поддается списанию.

Я и теперь начинаю хохотать, вспоминая об этом. На протяжении всего рейса стоили ему только спросить, где взять ту или иную вещь, как кто-нибудь отвечал: «Посмотри в мусорном люке!», и весь экипаж покатывался со смеху.

Пожалуй, занятнее всего было, когда мы перестали ускорять ход и перешли на свободное падение, Ради Слопса мы решили выключить искусственную гравитацию, и все, кроме Зипперлейна, который управлял движением, собрались в кают-компании, чтобы полюбоваться зрелищем. От одного к другому — обходя Слопса — шепотом передавали, когда именно будет выключена гравитация, и, поверьте мне, нелегко было удержать публику от взрывов смеха, которые испортили бы всю затею. Мы заняли позиции: кто у какой-нибудь стойки, кто у закрепленного стола, где было бы за что держаться, когда придет время. И вот Слопс в младенческом неведении вошел и сел неподалеку от окошка дли раздачи еды. Гривс, полуприкрыв часы рукой, следил за секундной стрелкой. Секунды за три до выключения гравитации он крикнул:

— Слопс, поди-ка сюда?

Слопс, моргая, посмотрел на него.

— Вы — меня?

Он решительно встал и только сделал два или три шага, как выключили тягу.

Я считаю, что человек никогда не сможет по-настоящему привыкнуть к невесомости. В желудке у вас начинает легонько сосать, а полукружные каналы во внутреннем ухе бешено сопротивляются такому состоянию. Все тело напрягаемся до предела: еще немного — и вы забьетесь в судорогах. Вас охватывает растерянность. Вы знаете, что падаете, во не знаете, в каком направлении. Невольно ждете быстрого и внезапного удара (ведь вы падаете), а никакого удара нет, и вы чувствуете себя глупо. Ваши волосы взлохмачены, и хотя вы отчаянно паникуете, но в то же время вас охватывает какая-то идиотская веселость и чувство полного благополучия. Это состояние называют эйфорией Велсбаха. Психологический термин. Нервная разрядка, вызываемая невесомостью.

Но я рассказывал про Слопса.

Когда Зипперлейн отключил тягу, Слопс попросту поплыл. Он лишь едва коснулся ногами пола, потом загнул руки за спину: вероятно, ему показалось, что он падает назад. Но когда он попытался, работая плечами, приостановить это движение, его голову занесло вниз, а ноги взлетели кверху. Он проделал замедленное сальто-мортале и продолжал бы кувыркаться, если бы не задел ногами потолочную балку. Так он висел в воздухе вниз головой, ожидая, что кровь прихлынет к голове. Но этого не случилось. Вдруг ему померещилось, что все вокруг него — это верх, а низа никакого и нет. Он начал изо всех сил рваться к переборке, к потолочной балке, к двери, но не мог дотянуться до них. Потом смирился и только дрожал, а мы тем временем оправились от мгновенного перехода к состоянию невесомости — ведь эти ощущения уже были нам знакомы — и могли вдоволь насладиться потехой.

— Я сказал — пойди сюда! — рявкнул Гривс.

Слопс молотил ногами по воздуху и лягался. Но он не продвинулся вперед, а продолжал беспомощно висеть на том же месте, головой вниз. Мы ревели, как быки. Он пошевелил губами, но мог лишь пробормотать: «М-м-м-м!»

Я думал, что лопну от смеха.

— Не зазнавайся! — окликнула его эта девчонка Лундквист, ведающая ремонтом. — Спустись и расцелуй нас всех.

— Прошу… прошу… — шептал Слопс.

— Пусть скажет «умоляю», — предложила Бетти Ордуэй.

Мы весело засмеялись.

— Может, он нас не очень любит? — протянул я, — Спускайся и побудь с нами, Слопси!

— Угости нас мусором! — сказал кто-то, и все опять захохотали.

Держась руками за мебель, в каюту влез Зипперлейн.

— Взгляните, — своим нудным, жеманным голосом произнес он. — Человек может летать!

— И голова у него в облаках, — вставил капитан.

Все опять рассмеялись, не потому, что было смешно, а потому, что это сказал капитан.

— Прощу, спустите меня, — стал умолять Слопс. — Кто-нибудь — спустите меня!

— Мои люди должны твердо стоять на ногах, Слопс! — сказал Гривс. — Я тебя по-хорошему, вежливо просил присоединиться к нам.

Зипперлейн рассмеялся.