Одинокий Адам

Теперь слушай: пока ты спал, я успел определить основные параметры. Диаметр планеты примерно пятнадцать тысяч миль, движемся мы сейчас в направлении экваториальной зоны, жаркого пояса — там температура должна быть, видимо, градусов на пять выше абсолютного нуля. Гелий при этих условиях еще газ, но все прочие элементы, какие есть во Вселенной, уже твердеют. У планеты есть спутник, он в миллионе миль от нее, и его диаметр около двух тысяч миль А сейчас… что, если бы ты занялся завтраком, а я бы пока закончил расчет торможения? Перед нами — огромная равнина, это может облегчить посадку.

Блейк отправился в камбуз, а Пентон навел окончательный блеск на свое творение и отложил инструменты. За то время, что Блейк пытался приготовить еду, Пентон трижды объявлял тормозное предупреждение, и всякий раз Блейку приходилось торопливо впихивать продукты и утварь в контейнеры-невыливайки. Однажды ему все-таки пришлось добрых полминуты гоняться по камбузу за яичницей со сковородкой в руках, пока наконец внезапное ускорение корабля не швырнуло яичницу обратно. Блейк молча, со злостью смахнул с груди ошметки желтка и выпустил на сковородку новое яйцо.

За дверью шлюза простиралась безнадежно унылая поверхность Трансплутона. Матовая обледеневшая равнина уходила вдаль к горизонту, затерявшемуся в гнетущем сумраке, который окутывал этот безмерно далекий, загадочный уголок Солнечной системы. Низкое утреннее Солнце на востоке напоминало звезду — нестерпимо слепящая точка, славшая чуть побольше света, чем Луна на Землю. Но свет этот был унылый, совершенно безрадостный. И холодный-холодный.

В стороне, едва заметное, лежало озеро, наполненное чистой, голубоватой, отсвечивающей жидкостью. На его поверхности поблескивали крохотные волны, поднятые слабым ледяным дыханием этого застывшего, неприкаянного мира.

Могильный холод пробрался в шлюз, и Блейка охватила судорожная дрожь Он передвинул рукоятку обогрева на поясе.

— Боже милосердный, ну и стужа! — воскликнул он, стуча зубами.

В его наушниках металлическим звоном отозвался раскатистый смех Пентона:

— Выходи, дружище Блейк, тебя ждет ласковый ветерок, и теплое солнышко, и яркие звезды!

Блейк обошел корабль, покоившийся на ровной полосе крупного голубоватого песка, окаймленной угловатыми черными голышами. Здесь равнина кончалась. Озеро прижалось почти к самому подножию огромного известково-белого кряжа, который уходил вверх, в тускло освещенный звездами сумрак. Кряж тянулся к северу и исчезал вдали, устремляясь — это они разглядели сверху — к большой реке, притоку еще большей, которая впадала в огромное внутреннее море.

С вершины известково-белого утеса дугой срывалась вниз струйка жидкости, разбрызгиваясь на мельчайшие капельки в разреженной атмосфере замерзшей планеты, атмосфере, состоящей только из гелия да паров водорода. Струйка пролетала почти тысячу футов, прежде чем разбиться на обломках породы у подножия утеса.

Жила темной скальной породы наискось прорезала кряж, уходя направо и резко обрываясь там. Под ней тянулась более тонкая жилка серого камня. Под обрывом на голубоватом песчаном берегу беспорядочно громоздились сорвавшиеся сверху обломки скал, глянцевито чернея в свете Солнца, удаленного почти на шесть миллиардов миль.

Справа огромный кряж терялся в бесконечной дали, в сумраке, который вечно окутывал горизонты этого мертвого мира.

— Величественно, — вздохнул Пентон, — но не очень-то красиво. Пойдем-ка дальше.

Они прошли две мили по берегу и еще с четверть мили вдоль извилистого ручья, который вытекал из озера. Маленький ручей дробился и дробился, разветвляясь на ручейки не более трех футов шириной, разделенные крохотными голубоватыми песчаными отмелями. Пентон осторожно поставил ногу на песчаный грунт, проверяя его прочность. Потом шагнул, еще и еще.

— Смело вперед, Блейк, идти нетрудно!

— Лови! — крикнул Блейк, бросив ему спектральную камеру. Он шел по следам осторожно ступавшего Пентона. — Слушай, что это за песок такой? Он какой-то невзаправдашний!

Благополучно перебравшись через ручей, Блейк нагнулся и зачерпнул в толстые рукавицы полную пригоршню песка. На его глазах песок в горсти медленно исчезал.

— Замерзший кислород, надо полагать, — сказал Пентон. — Насчет кряжа не уверен, но думаю, что это азот. Ледники замерзшего азота. Песок у его подножия — тоже, наверно, твердый кислород. А темные камни под ним — обычная скальная порода.

Темная порода поблескивала изломами в тусклом серебряном свете далекого холодного Солнца.

— Света хватает только на то, чтобы увидеть, до чего здесь голо. Даже снега нет, чтобы прикрыл всю эту наготу.

Пентон кивнул:

— Здесь, должно быть, довольно часто идут дожди. Потоки жидкого водорода. За столетия они смыли весь снег, и теперь он остался только в горах. Вроде этой — Сквозь прозрачный шлем было видно, как он смешно качнул головой, показывая на азотный хребет — Остановимся здесь, я хочу исследовать эту черную жилу.