Одинокий божок

Но после первой вспышки негодования он сам посмеялся над своей ревностью. Ибо этим вторым почитателем оказалась какая-то пигалица – потешное и вызывавшее жалость существо в потертом черном пиджачке и поношенной юбке. Девушка была молоденькой, немногим старше двадцати, насколько он мог судить, с белокурыми волосами, голубыми глазами и тоскливо опущенными уголками рта.

Ее шляпка особенно взывала к состраданию. Девушка, очевидно, сама пыталась ее отделать, и ее отчаянная попытка хоть немного принарядиться выглядела трогательной в своей безуспешности. Она, несомненно, была не из простых, хотя и пребывала в явно бедственном положении, и Фрэнк тотчас решил про себя, что она, должно быть, гувернантка и совершенно одинока в этом мире.

Вскоре он обнаружил, что она посещает божка по вторникам и по пятницам и всегда приходит в десять утра, к самому открытию музея. Вначале ее посягательство не пришлось по душе Фрэнку, но затем мало-помалу в нем пробудился интерес к ней, сделавшийся чуть ли не главным в его монотонной жизни. И в самом деле, новая поклонница божка вскоре начала вытеснять в душе Фрэнка самый объект поклонения. Те дни, когда он не видел Маленькую Одинокую Леди, как он сам окрестил ее про себя, казались ему пустыми.

Возможно, и он интересовал ее не меньше, хотя она усердно старалась скрыть это под напускным равнодушием. Однако постепенно между ними стало возникать некое родственное чувство, хотя они не обменялись еще ни единым словом. Сказать по правде, все дело было в нем самом – он был безмерно застенчив! Фрэнк пытался себя урезонить тем, что она, скорее всего, даже его не заметила (хотя внутреннее чутье тотчас подсказывало ему, что это не так), что сочла бы его обращение к ней величайшей дерзостью и что сам он, наконец, не имел ни малейшего представления, о чем с нею заговорить.

Но Судьба, или скорее маленький идол, оказалась милостива и послала ему вдохновение – так, во всяком случае, ему представилось. Безмерно довольный собственной изобретательностью, Фрэнк приобрел женский носовой платок – маленькую воздушную вещицу из батиста и кружев, к которой ему было даже страшно притронуться. Вооруженный таким образом, он двинулся вслед за Одинокой Леди, когда та собралась уходить, и остановил ее в Египетском зале.

– Простите, это не ваш? – Он пытался задать свой вопрос с беспечным равнодушием, и ему это блестяще не удалось.

Одинокая Леди взяла платок, сделав вид, что осматривает его с крайним вниманием.

– Нет, не мой. – Она вернула платок Фрэнку и добавила, взглянув на него, как ему виновато почудилось, с легким подозрением: – Он совсем новый. На нем даже ярлычок остался.

Но Фрэнк не пожелал признать своего поражения. Он разразился потоком каких-то сверхправдоподобных объяснений.

– Видите ли, я поднял его под той большой витриной. Он лежал как раз у задней ножки. – Выложив все эти подробности, Фрэнк ощутил немалое облегчение. – А поскольку вы там стояли, то я и подумал, что он, должно быть, ваш, и пошел следом за вами.

– Нет, это не мой, – повторила она и, словно бы испытывая неловкость, добавила: – Благодарю вас.

Наступила неловкая пауза. Девушка стояла перед ним, порозовев от смущения, и явно не знала, как удалиться, не нарушив правил хорошего тона.

Он сделал отчаянную попытку воспользоваться представившимся ему случаем.

– Я… до тех пор, пока вы не появились, я и подумать не мог, что кому-то еще в Лондоне может понравиться наш одинокий божок.

Она отреагировала с живостью, позабыв о былой сдержанности:

– И вы его так называете?

Даже если она обратила внимание на употребленное им местоимение «наш», то явно не рассердилась. Она уже прониклась к нему доверием, и его тихое «конечно!» прозвучало для нее как самый естественный в мире ответ.

Снова наступило молчание, но теперь оно уже рождено было взаимопониманием.

Молчание нарушила Одинокая Леди, внезапно вспомнив об условностях.

Она чопорно выпрямилась и с холодным достоинством, почти забавным для такой миниатюрной особы, произнесла:

– Мне пора уходить. Всего доброго. – И, строго кивнув ему, она удалилась с высоко поднятой головой.

По всем существующим понятиям Фрэнку Оливеру надлежало бы признать свое полное поражение, и только как прискорбный знак его стремительного морального падения можно было расценивать тот факт, что он всего лишь прошептал себе под нос: «Милая крошка!»

Вскоре, однако, ему пришлось пожалеть о своей дерзости. Ибо в течение десяти дней его Маленькая Леди не показывалась в музее. Фрэнк был в отчаянии! Он спугнул ее! Теперь она, должно быть, никогда уже не придет! Грубиян, чудовище! Он никогда ее больше не увидит!

Мучимый такими сомнениями, он целые дни подкарауливал ее в Британском музее. Может быть, она просто решила приходить в другое время? Фрэнк уже знал на память все прилегающие залы и вдобавок приобрел стойкое отвращение к мумиям. Полицейский-охранник наблюдал за ним с большим подозрением, когда он три часа подряд провел, сосредоточенно уставившись в ассирийские иероглифы, а созерцание бесконечных рядов ваз всех эпох чуть не заставило его сойти с ума от скуки.