Большое спасибо за ваше письмо, которое мы получили
вчера. Те новости, что мы узнали из него, были, конечно же,
далеко не из приятных, и мы просим извинения за то, что
у вас сейчас прибавилось забот.
Мы не можем сказать, что удивлены или особенно шокированы, так как, кажется, Брайан и Линда жили в достаточно
близких отношениях, и подобный поворот дел
был неизбежным. Но, тем не менее, нам очень жаль…
Как бы то ни было, многие аспекты данной ситуации
кажутся весьма таинственными. Вы пишете, что ребенку
9 месяцев, из чего следует, что он родился в прошлом июне.
Мы дважды виделись с Линдой в мае, и у нас не было и малейших подозрений, что рождение ребенка будет таким
скорым, или что оно вообще ожидается. Я говорил с Линдой 1-го июня, а потом — в конце июня, когда Брайан вернулся
из Америки. Она не сказала нам решительно ничего, что
хоть как-то подразумевало бы данное событие.
Брайан и Линда жили у нас в октябре. Ничего в их разговорах
или в поведении не вызывало у нас никаких подозрений.
Вы и мистер Лоуренс приезжали повидать нас в январе, и снова ничего не было сказано по этому поводу.
Так что теперь, после 9-и месяцев успешной конспирации, вы сказали
мне об этом — и я не могу понять, почему.
Угроза чрезмерного внимания прессы — это то, чего мы все, конечно же, хотим
избежать, и это — обоюдоострый меч, который ранит всех нас одинаково.
Если этот секрет держался в тайне столько времени, то мне кажется, что он может стать публичным достоянием лишь в том случае,
если это сделать нарочно — чего, я думаю, никто не желает.
Мистер Лоуренс сказал мне, когда вы пришли, что после ссоры по какому-то поводу с Брайаном перед Рождеством
он покинул вас. Я не могу понять, почему это произошло именно тогда, так как я надеялся, что это могло произойти
гораздо раньше, если ребенок был на это основной причиной,
что, насколько мне представляется, и было в реальности.
Как бы то ни было, я повторяю, что мне очень жаль и мои симпатии на стороне вас
как родителей Линды и на стороне самой Линды. Но я также не забываю о Брайане,
так как его карьера, которой он добивался с таким трудом, будет отмечена позором,
если газеты узнают об этой истории, или же если кто-то некстати проговорится.
В таком случае я очень боюсь за то, как он может себя повести, так как я знаю, в какой ужасной депрессии
и погруженности в себя он может пребывать.
Наконец, я молю Бога о том, чтобы эта грустная проблема
была бы разрешена без какого-либо урона для всех сторон. Это один из самых таинственных эпизодов, с которыми
я когда-либо встречался в своей жизни.