– Мастер, ты совсем книжек не читаешь, – грустно улыбается она. – Во всех романах пишут: «Смыть кровью позор предательства». Темный ты, Мастер. Но все равно – спасибо.
– Какое предательство? Ты город спасла! Тебе там памятник поставят.
– К черту этот город. Хоть бы он сгорел дотла. Вместе с борделем.
– Ну хорошо, летим в Литмундский монастырь и проведем там голосование, которое магистр не дал провести. Если церкачи проголосуют за проект магистра, я сам тебя с балкона столкну, идет?
– А если нет?
– Тогда ты станешь новым магистром Литмундского монастыря. Там давно пора навести порядок.
От этих слов Анна вся напряглась. Видимо, я опять что-то не то ляпнул.
– Идет, Мастер. Я возвращаюсь в монастырь. Пусть будет, как ты сказал. – Вырывается и уходит к себе, подбирая по дороге одежду.
– Анна, постой…
Анна вернулась в монастырь. Замок сразу как-то опустел. Из вещей взяла только одежду и гитару. От коммуникатора отказалась. Связалась через ежиков со своей командой в Пиитетовой пустыни и перевезла на вертолете около 30 человек в Литмундский монастырь. Разумеется, тайком от начальства. Пиитетский совет, прочитав ее записку, пришел в бешенство. Анна же провела скоротечную предвыборную кампанию и уже вечером одержала победу на выборах, значительно потеснив двух других претендентов. Запугав одних, пообещав защиту от леди Тэрибл другим, она получила 70% голосов и была избрана магистром Литмундского монастыря на пятилетний срок.
Еще перед ее уходом мы провели совет, на котором было решено установить по району карантин сроком 45 суток. Магистр неоднократно отлучался из монастыря и вполне мог выпустить заразу в мир, не дожидаясь официального разрешения Рима. Или наоборот, с целью получить таковое. Народу решили объявить, что эпидемия свирепствует где-то за Литмундом, не указывая точного места. Поскольку патрули церкачей перекрыли все пути сообщения, опровергнуть эту информацию чрезвычайно трудно.
На следующий день Анна послала по деревням гонцов с барабанами скорби. Гонцы зачитывали приказ монастыря, запрещающий под страхом смерти посещать соседние деревни в течении полутора месяцев. Я записал тревожный гул барабанов, надиктовал аналогичный текст от имени леди Тэрибл и послал вертолеты транслировать запись через мегафоны.
Анна ведет себя непонятно. Приказала зарыть норы ежиков под стеной, и сделать одну рядом со створкой главных ворот. Строжайше запретила кому бы то ни было трогать ежиков, однако сама ловит всех подряд, выносит за ворота, и там отпускает. Через некоторое время эта процедура по молчаливому согласию сторон сократилась до окрика: «Ежик, стой!» и красноречивого жеста в сторону ворот.
На третий день в монастыре состоялось второе всеобщее собрание, созванное по инициативе брата Полония и «фракции мокрых штанов», как окрестил их Тит. Брат Полоний, напуганный до дрожи в коленках страшной смертью магистра, напомнил присутствующим, что леди Тэрибл приказала отменить патенты на грамотность и открыть гимнасии. Началась шумная перепалка. Анна не вмешивалась около получаса, пока дело чуть не дошло до потасовки. Потом объявила свое решение:
1. Отменять патенты никто не собирается.
2. Патенты будут выдаваться бесплатно.
3. Наказание за книгочейство без патента придется отменить.
4. Организация гимнасий после снятия карантина поручается брату Полонию.
5. Брату Полонию же поручается провести в монастыре цикл лекций и семинаров по темам: история церкви, история Пришествия, цели и задачи церкви в настоящем и будущем. Присутствие на занятиях для всех обязательно. Планы лекций и семинаров утверждаются лично магистром.
6. По утрам во дворе монастыря будет проходить торжественная линейка с подъемом флага, оглашением новостей и приказов.
7. Собрание закрыто, все свободны.
Обо мне – ни слова. Точнее, в контексте проскальзывало, что есть мол такой дракон на посылках у леди Тэрибл. По-моему, это хорошо.
Объявление карантина добавило забот. Во-первых, в Замке ночевало почти четыре десятка ребятишек из различных деревень. Во-вторых, Сэм остался в замке Деттервилей, а его мать – у нас. Бедная женщина плакала и умоляла отпустить ее к мужу или сыну. Под конец разозлилась, и совсем перестала меня бояться. Ну не мог я ее отпустить, не мог. У меня сорок детей на руках, и два мужика на всю ораву. Детишки тоже скучают по родителям.