Одинокий голубь

— Где это ты раздобыл сестру, Диш? — спросил он. Своим образом жизни Пи полностью копировал капитана. Он редко ходил в "Сухой боб" чаще двух раз в году, предпочитая промочить горло на передней веранде, откуда ему всего пара шагов до постели, если уж он чересчур промокнет. При виде женщины он чувствовал себя неловко: слишком уж велика опасность отклонения от приличного поведения. Обычно, заметив особу женского пола поблизости, он скромно опускал глаза долу. Тем не менее он рискнул разок поднять их, когда они гнали стадо через Лоунсам Дав. Он увидел, как из открытого окна на них смотрит девушка с белокурыми волосами. Плечи у нее были голые, что поразило его до такой степени, что он уронил поводья. Он не забыл девушку и иногда бросал взгляды на окно, проезжая мимо. Он очень удивился, узнав, что она, возможно, сестра Диша.

— Пи, ты когда родился? — спросил Диш, подмигивая Ньюту.

Вопрос привел Пи в полное недоумение. Он как раз думал о той девушке в окошке; вопрос о том, когда он родился, заставил его изменить ход мыслей, что всегда было для него затруднительно.

— Тебе лучше спросить капитана, Диш, — ответил он неуверенно. — Я все никак не могу запомнить.

— Ну что же, раз у нас полдня свободны, я, пожалуй, пойду пройдусь, — заявил Диш, направляясь в городок.

Ньют все никак не мог отказаться от мысли, что, возможно, его этой ночью возьмут с собой.

— Куда вы едете, когда направляетесь к югу? — спросил он Пи, который все еще размышлял по поводу даты своего рождения.

— Ну, мы просто петляем, пока не наткнемся на скот, — объяснил он. — Капитан знает, где искать.

— Надеюсь, меня тоже возьмут, — сказал Ньют. Дитц хлопнул его по плечу огромной черной лапой.

— Не дождешься, когда тебя пристрелят, парень? — заметил он, отошел к неоконченному колодцу и заглянул вниз.

Дитц говорил мало, но видел много. У Ньюта часто возникало чувство, что Дитц был единственным, кто в самом деле понимал, чего Ньют хочет и что ему нужно. Боливар иногда относился к Ньюту по-доброму, да мистер Гас всегда был к нему расположен, хотя доброта его носила несколько общий характер. У него постоянно находилось о чем позаботиться и о чем поговорить, так что на Ньюта он обращал внимание в основном тогда, когда уставал думать обо всем другом. Капитан редко бывал с ним резок, разве что он уж слишком напортачит, но у капитана также никогда не находилось для него теплого слова. Капитан вообще был скуповат насчет теплых слов, но Ньют знал, что, начни тот одаривать всех теплыми словами, он, Ньют, будет последним, кто их получит. Как бы хорошо он ни работал, капитан никогда его не хвалил. Это несколько разочаровывало: чем больше юноша старался угодить капитану, тем менее тот казался довольным. Если Ньюту удавалось хорошо выполнить работу, у него создавалось впечатление, что капитан вследствие этого чувствовал себя вроде как в долгу, и Ньют всегда дивился, зачем нужно хорошо работать, если это только раздражает капитана. И тем не менее капитана ничто не волновало, кроме хорошо сделанного дела.

Дитц замечал огорченное недоумение юноши и всеми силами старался взбодрить Ньюта. Иногда он помогал ему в особо трудных случаях, хвалил, когда было за что. Это помогало, хотя чувство, что капитан имеет что-то против него, не покидало Ньюта. Он понятия не имел, что бы это такое могло быть, но что-то наверняка было. Кроме него, только Дитц ощущал это, но Ньют никак не мог решиться спросить Дитца об этом прямо — он знал, что Дитц — не большой любитель подобных разговоров. Он вообще-то мало говорил. Он лучше умел выразить то, что надо, с помощью глаз и рук.

Пока Ньют мечтал о ночи и Мексике, Диш Боггетт весело шагал к салуну, думая о Лорене. Весь день, на дне ли колодца, крутя ли ручку лебедки, он думал о ней. Ночь прошла не так хорошо, как он надеялся. Лорена не дала ему никакой надежды, но, может быть, подумал Диш, ей нужно больше времени, чтобы привыкнуть к мысли, что он любит ее. Если он побудет здесь неделю-другую, она привыкнет или он ей даже понравится.

За магазином старый мексиканец, который делал седла, резал на полоски сыромятную кожу для веревок. Дишу пришло в голову, что он будет выглядеть получше, если спустится к реке и смоет хотя бы часть пота, высохшего на нем за день. Но это означало бы потерю времени, и потому он выбросил такую мысль из головы. Остановившись у задней двери салуна, он лишь заправил рубаху в штаны и отряхнул с них пыль.

Как раз когда он занимался рубахой, то услышал потрясший его звук. Диш стоял футах в двадцати от здания, которое было кое-как сбито из досок, все два этажа. Было тихо, жарко, безветренно. Если бы кто-нибудь пукнул в начале улицы, Диш обязательно бы услышал. Но он услышал совсем другое. Когда до него впервые донесся равномерный скрипучий звук, он не обратил на него внимания, но через пару секунд на него нашло озарение, от которого его едва не стошнило. Помимо воли он подошел поближе, чтобы подтвердить свои подозрения.