Одинокий мужчина

Не так давно Джордж прекратил приносить ей цветы и подарки. Уже ничто вне этих стен не имеет особого значения для нее, даже он сам. Все важное для процесса умирания находится в этой палате. Вместе с тем, она не настолько эгоистично погружена в свое исчезновение, чтобы запретить Джорджу или любому желающему принимать в этом участие. Каждому уготован финал, он настигнет в любой миг, в любом возрасте, во здравии или болезни.

Джордж садится рядом с ней, держит ее за руку. Еще пару месяцев назад это выглядело бы до отвращения фальшиво. (Один из самых невыносимо позорных моментов был тот поцелуй в щечку — злоба это была, или мазохизм? А, к черту слова — но было это, когда он узнал, что она спала с Джимом. И Джим был рядом. Когда Джордж нагнулся, чтобы поцеловать ее, оцепеневший Джим в ужасе отпрянул, будто Джордж был готовой ужалить ядовитой змеей.) Но теперь иное дело, держать ее за руку даже не сострадание. Как он понял из прошлых посещений, это минимально необходимый с ней контакт. К тому же, так его меньше смущает ее состояние, это их каким-то образом уравнивает: мы на одном пути, я скоро последую за тобой. Даже можно обойтись без пресловутых больничных расспросов: как дела, как состояние, как себя чувствуешь?

Дорис слабо улыбается. Радуется, что он пришел?

Нет. Кажется, ее что-то позабавило. Тихо, отчетливо она произносит:

— Вчера я наделала много шума.

В ожидании пересказа шутки Джордж улыбается ей в ответ.

— Это было вчера? — говорит она тем же тоном, обращаясь к себе. Теперь она его не видит, в глазах недоумение и страх. Видимо время, как зеркальный лабиринт, вероятно постоянно пугает и путает ее.

Она переводит на него взгляд, смотрит уже без удивления.

— Я кричала. Было слышно даже в холле. Им пришлось вызвать доктора.

Дорис улыбается. Очевидно, это и есть шутка.

— Болела спина? — Спрашивает Джордж.

От усилий скрыть сочувствие голос его звучит так, будто бы он старается заглушить вульгарный провинциальный акцент. Дорис игнорирует его вопрос, угрюмо обдумывая что-то свое. Резко спрашивает:

— Который час?

— Почти три.

Долгое молчание. Джорджу необходимо что-то сказать — что угодно.

— Как-то раз я был на пирсе. Не был там целую вечность. Ты знаешь, что они снесли старый каток для роллеров? Разве не чудовищно? Будто нельзя оставить все, как есть. А помнишь киоск, где гадалка читала характер по почерку? Его тоже нет…

Он запнулся в отчаянии.

Можно ли разбудить память таким примитивным приемом? Похоже, что да. Он выхватил слово пирс, как берут случайную карту со стола фокусника — и вуаля! Карта та самая! Именно когда Джордж и Джим катались на роликах, они впервые встретили Дорис. (Она была с парнем по имении Норман, которого поспешно бросила). Потом они вместе пошли погадать по почерку. Гадалка сказала Джиму, что в нем пропадает музыкальный талант, а Дорис обладает редкостным даром выявлять в людях лучшее.

Она помнит? Конечно, должна помнить! Джордж обеспокоенно смотрит на нее. Она лежит, мрачно глядя в потолок.

— Который час, ты сказал?

— Почти три. Без четырех.

— Выгляни в холл, хорошо? Есть там кто-нибудь?

Он встает, идет в дверям, выглядывает. Но не успевает дойти до дверей, как она нетерпеливо спрашивает:

— Ну, что?

— Нет никого.

— Где эта чертова медсестра?

Звучит это так грубо, с таким очевидным отчаяньем.

— Сходить поискать?

— Она знает, что укол в три. Врач ей сказал. А ей плевать.

— Я найду ее.

— Эта сучка приходит, когда ей вздумается.

— Я все же поищу ее.

— Нет! Останься.

— Ладно.

— Сядь сюда.

— Конечно.

Он садится, понимая, что ей нужна его рука. Протягивает ей руку.

Она сжимает ее с поразительной силой.

— Джордж…

— Что?

— Ты не уйдешь, пока она не придет?

— Конечно, не уйду.

Она сжимает его руку еще крепче. В этом нет чувства, нет общения. Она не руку знакомого держит, просто ей надо за что-то держаться. Он не решается спросить ее о боли. Боится выпустить на волю джина, увидеть, почувствовать, ощутить нечто ужасное прямо тут, между ними.

И в то же время ему интересно. В прошлый визит сиделка сказала, что к Дорис приходил священник (она воспитана в католичестве). Конечно, на прикроватном столике лежит маленькая аляповатая книжица: „Остановки на Крестном пути“… Но если весь твой путь сузился до ширины кровати, если впереди пугающая безвестность, посмеешь ли ты пренебречь хоть таким путеводителем? Возможно, Дорис уже кое-что знает о своем путешествии. Но если и знает, если даже Джордж отважится спросить ее, она ничего не скажет. Для этого надо владеть языком той местности, куда отправляешься. А те речи, которыми мы, многие из нас так невнятно и многословно тешимся, ничего не значат в этом свете. Здесь это лишь набор слов.

Но вот и медсестра, улыбаясь, появляется в дверях.

— Я как раз вовремя, как видите!

В руках у нее поднос с подкожным шприцем и ампулами.

— Я пойду, — сказал Джордж, вставая.

— О, совсем необязательно, — говорит медсестра, — можете просто отойти на минутку. Это совсем недолго.