Одинокий мужчина

Даже самый длинный шнур, которым вас снабдит телефонная служба, не дотянется до ванной. Джордж поднимается с сиденья и, как участник бега в мешках, шлепает в спущенных штанах в кабинет.

— Привет.

— Привет… Это… это ты, Джо?

— Привет, Чарли.

— Скажи, я не слишком рано?

— Нет.

(Боже, он зол на нее с первых же слов! Но разве можно винить ее за плохо вытертый зад и запутавшиеся в штанинах ноги? Хотя надо признать, у Шарлотты талант звонить в самое неподходящее время).

— Ты серьезно?

— Конечно, я серьезно. Я уже позавтракал.

— Я боялась, что ты уйдешь в колледж… Боже, как поздно, наверное тебе пора! Ты уже выходишь?

— Сегодня у меня только один класс. Начало в одиннадцать-тридцать. Рано я выхожу по понедельникам и средам.

(Это объясняется подчеркнуто сдержанным тоном.)

— Ах, да… да, конечно! Глупо, что я всегда забываю.

(Молчание… Джордж знает, ей от него что-то нужно, но не спешит помогать. Эта глупая болтовня уже настроила его против. Зачем объявлять, что ей следует знать его расписание? Еще одно проявление собственнического инстинкта. Но если ей и правда необходимо это знать, почему она всегда все путает?)

— Джо… — (очень робко), — ты не свободен сегодня вечером?

— Боюсь, что нет. Нет.

(За секунду до этих слов он еще сомневался бы в своем ответе. Но отчаяние в голосе Чарли убеждает его, что он не вынесет целый вечер с дамой в таком состоянии.)

— А-а… понятно. Я боялась, что ты не сможешь. Надо было раньше спрашивать, я знаю.

(Она озадачена, но тихо, безнадежно. Он вслушивается, последуют ли рыдания. Но нет. Он морщится от чувства вины, смешанного с неудобством стояния со спутанными ногами.)

— И ты не можешь… То есть… это что-то важное?

— Боюсь, что важное.

(Вины он уже не чувствует, только злость. Он не позволит собой командовать.)

— Понимаю… Ладно, неважно. (Уже смелее). Можно позвонить позже, через несколько дней?

— Конечно. — (Теперь можно быть подобрее, поставив ее на место). — Или я позвоню тебе.

(Пауза).

— Ну, до свидания, Джо.

— До свидания, Чарли.

ДВАДЦАТЬ минут спустя миссис Странк наблюдает, поливая с крыльца китайские розы, как он задним ходом выезжает по мосту (прилично уже осевшему, она надеется, что сосед починит; ведь могут пострадать дети). Когда Джордж выруливает на улицу, она машет ему рукой. Он машет ей в ответ.

Бедняга, думает она, живет здесь совсем один. У него доброе лицо.

КАКОЕ счастье, что теперь в Лос-Анджелесе, благодаря системе автострад, от побережья до колледжа Сан-Томас можно добраться меньше чем за час — ведь в прежние времена, переползая от светофора до светофора, на дорогу через весь город к пригородам тратили два часа.

Джордж, можно сказать, патриот автострад. Он горд тем, что едет так быстро, что люди здесь иногда теряются и в панике съезжают куда попало на ближайшей развязке. Джордж любит автострады, потому что отлично с ними справляется, а значит, он не безнадежен как член общества, он не отвергнут.

(Как все одержимые страхом перед криминалом, Джордж крайне внимателен к местным правилам, законам и постановлениям. Знаете, сколько опасных элементов попались исключительно на том, что не оплатили парковку? Всякий раз, забирая после проверки у стойки паспорт или водительские права, он думает про себя: опять обставил этих идиотов!)

Этим утром он снова обставит этих идиотов в самой гуще городской гонки на современных колесницах — Бен Гур давно бы скис — шныряя по полосам наравне с лучшими местными автогонщиками, на скорости не менее восьмидесяти миль в левом ряду; уделяя ноль внимания повисшим на хвосте юнцам и подрезающим у самого капота дамочкам (этих вообще зря выпускают из дома). Обвести копов на мотоциклах легко, он не даст им шанса посигналить ему красными огонечками, веля съехать на обочину, откуда его нежной, но твердой рукой можно спровадить в чудесный дом… Пожилых Граждан (старый в этой стране сверх-щепетильности стало столь же неприличным, почти бранным словом, как жид или негр) — где он радостно вернется к невинным детским играм, ныне именуемыми пассивным восстановлением. Где можно даже трахаться, если кто способен; а кто нет, может хоть потискаться — да сколько угодно. И пусть женятся, и в восемьдесят, и в девяносто, и в сто, пусть ради Бога трепыхаются — кому это во вред? Факт, что их изъятие с дорог скоростному движению лишь на пользу.

ЕСТЬ один неприятный момент при въезде на автостраду, там, где подъемный пандус сливается со скоростной полосой. Здесь всегда холодок по спине, даже зеркало заднего вида не спасает: ощущение, словно некто невидимый сейчас врежется в тебя сзади. Но нет, в следующий миг дорога под контролем, он летит по полосе, и, оставляя позади долину, начинает долгий подъем наверх.