Одинокий некромант желает познакомиться (СИ)

И громкий ее голос разносился по комнатам. В такие минуты Анна совершенно терялась. Ей хотелось уйти, запереться в оранжерее, пожалуй, единственном месте в доме, которое Анна могла бы назвать своим, но от госпожи Лазовицкой было не так просто избавиться. И стоило признать, что она была права. Анна давно уж заподозрила, что с нею неладно, но…

С тем, прежним, Никанором она, быть может, нашла бы в себе силы поговорить, а нынешний ее пугал.

Она решалась.

Долго.

Она выбирала момент, а выбрав, сумела сказать:

— Кажется, я… не совсем здорова.

Тот разговор получился недолгим, мучительным, несмотря на то, что Никанор проявил немалое терпение — с возрастом он сделался весьма раздражителен и нервозен, хотя и в прежние годы не мог похвастать легкостью характера. Но тогда…

— Мы найдем лучшего целителя, Аннушка, — он обнял ее, хотя давно уже не прикасался, хотя бы так. — Тебе не о чем волноваться…

…ах, знала бы она…

Боль то стихала, то вновь разливалась жидким пламенем. И кажется, Анна заплакала.

…впрочем, стыдно не было: все одно никто не видит.

К счастью.

Мастер Горский и вправду слыл отличным целителем. Поговаривали, он пользовал даже Его императорское Высочество, которая уродилась на диво слабенькой. Впрочем, сколь правды в этих слухах, Анна не знала.

Слухи ее вообще интересовали мало.

Сам мастер был подавляюще огромен. Ей особенно запомнились светлые глаза и густые брови, сросшиеся над ломаной переносицей.

— Что ж вы, милочка, распечалились? — он говорил громко и трогал лицо Анны теплыми пальцами, которые, казалось, оставляли на этом лице вмятины. — Сейчас мы посмотрим… просто посмотрим… будет немного неприятно, все-таки глубокое сканирование. Но вы же потерпите? Вы умница… что тут у нас? Проклятьице? Не волнуйтесь, мы его скоренько… мы его вот так…

От прикосновений этих в какой-то момент стало жарко.

Невыносимо жарко.

И от этой жары Анна лишилась чувств, чтобы прийти в себя спустя три дня. Она сперва и не поняла, где находится, что это за стерильная комната, пропахшая нашатырем, камфорой и хлором. В ней единственным цветным пятном был букет желтой мимозы, примостившийся на подоконнике. И Анна лежала, смотрела на него, не способная пошевелиться.

Уже потом, позже, заглянул Никанор.

К счастью муж ее не имел дурной привычки лгать для успокоения.

— Не волнуйся, — он коснулся ее щеки, и Анна сумела удержать слезы. — Мы найдем способ. А этого идиота я засужу. Как можно было…

…он говорил что-то еще, зло, раздраженно, и от этого Анна чувствовала себя еще хуже. Конечно, она виновата…

…проклятье…

…дремлющее…

…родовое, вероятно, но здесь целители не уверены, потому как уж больно тонкие материи, тем паче темные, а они к темной силе сродства не имеют, чтобы точно сказать. Но очевидно, что проклятье скрывалось в Анне, дремало многие годы, чтобы очнуться теперь и завладеть ее телом. Оно сковало Анну, позволяя ей лишь дышать да говорить.

В следующие полгода у постели Анны перебывали все мало-мальски значимые целители Империи. Одни наполняли ее силой, другие силу вытягивали, в надежде лишить проклятье подпитки. Третьи пытались говорить с кровью. Иногда становилось легче, но чаще Анна оказывалась в забытьи, чтобы, очнувшись, осознать — проклятье еще с ней.

…куда оно денется, сидит, вцепилось, впилось, мучит.

Никанор, наверное, мог бы отказаться от нее еще тогда. Кто бы осудил? Нет, он бы приобрел ей палату. И личного целителя. С полдюжины целителей, окружив той заботой, которая позволила бы откупиться от совести. В конце концов, все ведь твердили, что надежды нет, что…

…целителей сменили священники и старцы.

Старухи.

Старики, про которых говорили, будто им в наследство осталось что-то этакое.

Одни бормотали молитвы, лили елей, кадили ладаном. Другие шептали, что, дескать, надобно крови и мазали лоб Анны откупною жертвой, и потом, после их ухода, Анна задыхалась от этой кровяной вони, которую ощущала особенно остро. И все, как один, твердили, что надобно к мастерам Смерти на поклон идти. Они, само собой, от исцеления далеки, но, как знать, вдруг да подскажут, что делать…

Если б все было так просто.

Если б…

Никанор пытался. А не выходило. Слишком мало их осталось после той позабытой уж ныне войны, а те кто был, не спешили отозваться на письма.

И не на них одних.

Пожалуй, тогда Никанор вновь осознал, что далеко не всевластен. И что денег одних недостаточно. И Анна не знала, чего ему стоило притащить к ней в палату того паренька.

— Я не уверен, что смогу извлечь его полностью, — он был молод и, будто стесняясь этой молодости, носил черные одежды и волосы красил тоже в черный. А кожу отбеливал, и Анна ощущала запах того, ею же любимого, крема на цитронах. — Слишком старое… наследное.

— То есть…