На Елене было серое платье того оттенка, который казался грязным. И аккуратный белый воротничок, заколотый брошью-камеей, нисколько не умалял уродства этого наряда. Черные перчатки. Маленькая шляпка на волосах.
– А вы такая умная… – она вновь вздохнула и покосилась назад. – А оно тоже поедет?
– Поедет.
Аргус поднял голову, но, верно, не счел гостью опасной.
– Гость, – сказала Анна.
И зверь лениво потянулся.
– И все же… – на щеках Елены вспыхнул румянец, и она вцепилась в тряпичную сумочку, щедро расшитую черным бисером. – Вы бы не могли оставить его…
– Меня пытались убить. – Анна мягко тронулась с места. – Поэтому нет, я не могу оставить своего охранника.
Короткий вздох был ответом.
Елена сидела смирно, глядя исключительно перед собой. Кажется, она и дышать старалась через раз, и почему-то это стремление стать незаметной несказанно раздражало. Как будто бы Анна сама не была такой, как будто не ощущала раньше неловкости и даже страха в присутствии человека, который казался ей слишком уж иным, отличным от нее самой.
– Мне нужно заехать в одно место. Сделать заказ…
Который можно было бы сделать по телефону, как Анна и поступала до этого дня. Но, верно, слишком многое переменилось в ее жизни, иначе откуда вдруг эта тяга к путешествиям?
– А затем мы с вами посидим. Вы любите пирожные?
– Люблю.
– Здесь в целом тихий город…
Был, до второго убийства, которое всколыхнуло омут. И Ольга мало что знала, но и рассказанного ею хватило, чтобы понять: Глебу придется постараться, доказывая свою невиновность.
– Довольно приятный, особенно летом. В прошлом году здесь обустроили общественные пляжи. Любите купаться?
– На пляже?!
– Да.
– А это прилично?
– Понятия не имею. Но если купаются, стало быть, прилично. Там есть кабинки для переодевания. И зонтики. Но зонтики рано занимают, поэтому лучше приходить со своим. Честно говоря, я как-то вот и не приобрела, хотя стоит выписать. Грех жить возле моря и не пользоваться этим.
– Грех, – эхом отозвалась Елена.
Было странно говорить с нею. Анна рассказывала о городе, который проплывал за окном мотора. Серый камень, на который плеснули акварели. И она задержалась в корзинах с петуниями. На клумбах и женских нарядах. Разлилась по камням мостовой. Ее даже хватило на витрины.
В крохотном магазинчике, облюбованном Анной еще в первый год ее здесь жизни, все было по-прежнему. Пахло удобрениями и серой, которую держали в плотно закрытых склянках, но запах все равно выбирался, расползался по полу. Он цеплялся за керамические горшки, выставленные на полках, пытался привязаться к инструменту, занявшему дальнюю стену, и обживал плетеные корзины, куда было навалено все, что на полки и стену не влезло. Хозяйка магазинчика, женщина немногословная, но в целом симпатичная, Анне обрадовалась.
– Знаете, нам недавно доставили совершенно новое средство… – на полке появилась высокая банка. – Разводите с водой и опрыскиваете. Отлично действует и на трипса, и на щитовку, и даже клеща берет. Красного точно берет, сама пробовала. Только… – Она вдруг смутилась. – Оно с темной силой.
Поэтому, верно, и действует, что просто-таки замечательно, потому как табачный настой от клеща помогал весьма слабо.
– Если вас не смущает.
– Не смущает, – Анна еще раз понюхала банку. – А розам не повредит? Все же довольно чувствительны…
– Там не только темная компонента, – женщина расплылась в улыбке. – Да и вы сами попробуйте, увидите… удивительное дело. Я заказала, но с тем, что творится, мой сосед вовсе лавку закрыть вынужден был. Он прикупил амулеты от крыс, они, конечно, темные, но все же крысы… Каждый год запасался, брали хорошо. А тут витрины побили.
– Ужас какой, – совершенно искренне сказала Анна.
И все же взяла вытяжку пиретрума, а к нему бордоскую жидкость, ненавистную серу и так, по мелочи. Вдруг вспомнилось, что нелишними будут кольцевые опоры малого диаметра. Стяжки для кроны. Сезаль, которым весьма удобно было укрывать корни. Да и новый инструмент впечатлял. А крохотные, с мизинец, кашпо из белой необливной глины просто по душе пришлись.
– Ужас… его сына побили, когда он заявил, что от темных и польза есть. Конечно, молодые, пьяные, у них в головах неизвестно что, но вот лежит теперь, ребро сломали. А околоточный только руками разводит. Мол, сам виноват, – женщина складывала покупки, и руки ее двигались нервно, да и на круглом лице застыла гримаса беспокойства. – Это где видано… никакого порядка…
– Возможно…
– Преувеличиваю? – она махнула рукой. – Может… Только я раньше жила… где жила, погром случился еврейский. Тоже все со слухов начиналось, что, мол, младенчиков у нищих покупают, чтобы кровь их на свою Пасху лить. Глупость же! Все же знают, что глупость. А потом у кого-то ребенок пропал, и я вам скажу, что когда погром начался, мать нас в подвале спрятала, потому как толпа разбираться не станет и паспорт не спросит, задавят, сожгут… Полыхнуло полгорода. Мы и переехали туда, где еврейских общин нет…
Зато появились вдруг темные маги, от которых выходит больше беспокойства, чем от евреев.