Одинокий пишущий человек

«Дураку полработы не показывают» – любимая присказка моего отца, когда в детстве я просила показать закрытую драпировкой незаконченную картину.

От себя бы добавила: никому полработы не показывают.

Но есть особенная каста людей…

…я имею в виду свору волкодавов, которой даже и законченную-отполированную работу показывать не стоит ни в коем разе. Ни за какие коврижки! Ни за какие алмазы в каменных пещерах! Ни за какие премии, отзывы, статьи и обзоры. Пусть сами пишут, пусть сами друг другу вопят: «Старик, ты гений!» Пусть награждают друг друга премиями и в своих ежемесячных обзорах пинают друг друга сапогами. Пусть выстраивают собственные опусы в идиотские «топ-10» и «топ-100» – как будто искусству можно скомандовать: «равняйсь!» Да только нету, нетути у них своих опусов! Бодливой корове бог не дал рогов.

«Три самые бесполезные вещи на свете: член священника, сиськи монахини и выражение искренней благодарности». Это слова Маргарет Этвуд. Она упустила ещё одну бесполезную, но и смертоносную вещь: литературную критику.

Эх, пыталась я, честно пыталась не вляпаться в эту тему, дать приличный крюк километров в пятнадцать от деревни Гадюкино, честно старалась обойти это болото. (Бабка моя говорила: «Не обязательно в каждой луже изваляться!»)

А придётся. Ибо странно и малодушно я бы выглядела, если бы – старый солдат в этих военных кампаниях, заметная фигура, украшенная шрамами, – делала бы вид, что эти ужасные шрамы – следы от подростковых чирьев.

«Привези мне на будущей неделе список тех идиотов, что пишут в газетах так называемые литературные рецензии» (из письма Флобера – Ги де Мопассану).

Не так давно гуляли мы с сестрой Верой по улицам Праги – слетелись туда повидаться, потому как и она, и я – обожательницы этого города. Сестра моя – скрипачка, исполнитель и педагог, к тому же имеет докторскую степень Бостонского университета по истории музыки. Знает множество интересных и мало известных фактов, о которых я понятия не имею, несмотря на собственное высшее музыкальное образование.

А какое блаженство сидеть в кофейне на Староместской площади под тихо звучащий мадригал «Zefiro torna» Клаудио Монтеверди!

Моя сестра помешала сахар в кофе, подняла указательный палец и сказала:

«Монтеверди – гений! И прожил бы гораздо дольше, кабы не сука одна…»

«В смысле – баба?»

«В смысле – критик».

Тут мне повезло услышать кратенькую лекцию, которую я так же кратенько тут перескажу. Времена давние, одиннадцатый-двенадцатый века, эпоха становления феодализма в Европе, первый расцвет профессиональной музыки.

При дворах крупной и мелкой знати – от удельных баронов до королей – невероятно вырос спрос на музыкантов. И это понятно: во все времена, где намечалась вкусная жратва и бурная светская жизнь, там требовалась развлекуха. Пиры и обеды растягивались на много часов, музыканты сменяли друг друга. Их нанимали на постоянную работу городские власти, дирекция рыцарских турниров; они царили на свадьбах и въяривали на поминках. Да и крестовые походы, и прочие увеселительные войны тоже нуждались в музыке: солдатам всегда нелишне поднять боевой дух. Словом, лабухи всюду оказались нужны, они и в те времена были ребятами шустрыми.

Музыканты в старину назывались: трубадуры, жонглёры, менестрели, миннезингеры, барды… Много чего должны были уметь: сочинять поэмы и стихи, писать к ним музыку; исполнять написанное благозвучными голосами, заучивать наизусть длиннейшие свитки злободневных виршей. И, разумеется, должны были играть на нескольких инструментах. Короче, наш пострел везде поспел.

Как только сложилась музыкальная традиция, тут же появились посредники – как же без направляющих и руководящих товарищей, как же без комиссаров! (Как же без оводов, мешающих рабочей лошади пахать!) И вот именно эти решили, что никто из вышеупомянутых бродяг не достоин называться музыкантом.

А кто же достоин?

Только он, «образованный критик» – человек, способный сформулировать и написать своё критическое мнение, тем самым формируя и направляя общественное мнение о тех или иных исполнительских тенденциях.

«Интересно… – пробормотала Вера. – Есть ли подобная аналогия в пчелином улье, например?»

«Конечно, – отозвалась я. – Трутень».

С тех времён и возникли, развились и процвели музыкальные публикации: обзоры, рецензии, отзывы маститых трутней… – короче, вся эта уничтожительная и возмутительная ругань. Сотни талантливейших музыкантов-исполнителей и композиторов непременно попадали в железные лопасти этой мясорубки.

Оставим Бетховена, которому изрядно потрепали нервы, чьи «Героическую симфонию» и «Фиделио» освистали – по крайней мере, он был глухим и ничего не слышал. Оставим трагическую кончину Жоржа Бизе, сердце которого не выдержало провала «Кармен».