Как-то раз Лытка между делом обмолвился, что отец Варсонофий занедужил так тяжело, что его положили в больницу и больничный опасается за его жизнь. Лешек немедленно вспомнил, как колдун спас иеромонаха во время мора, и, как ни странно, почувствовал обиду: он не любил Варсонофия, и колдун тогда отнесся к иеромонаху с презрением, но вылечил же! А теперь Варсонофий умрет от какой-то простуды? Только потому, что больничный за всю свою жизнь так и не научился пользоваться простейшими отварами? Нет, больничный, конечно, был милым и добрым человеком, ухаживал за своими подопечными с усердием и сочувствием, но ведь столько лет колдун давал ему подробные наставления, кого и как следует лечить, а тот так ни разу и не смог применить их самостоятельно.
- Пойдем в больницу сходим, навестим отца Варсонофия, - предложил Лешек, презрительно сложив губы.
Лытка удивился и, наверное, ждал от Лешека подвоха; он и сам недолюбливал Варсонофия, хотя и изображал на лице благочестивое всепрощение, когда о нем заходила речь, но пожал плечами и согласился.
В больнице было жарко натоплено, и Лешек в первый раз согрелся, оказавшись рядом с больными. У постели Варсонофия он увидел уже знакомого ему высокого немого монаха. Больничный радостно приветствовал Лытку и долго рассматривал Лешека, но расспросить его так и не решился: наверняка он узнал его и наверняка слышал, что тот жил у колдуна, поэтому, когда Лешек попросил осмотреть иеромонаха, больничный ему не отказал и не удивился.
Отец Варсонофий лежал в горячке и, похоже, действительность не воспринимал. Губы его посинели, и крылья носа трепетали, с усилием втягивая воздух. Лешек раздел его и долго прислушивался к хриплому, свистящему дыханию, прижимая ухо к узкой желтой груди. Ребра поднимались неровно - правая половина отставала от левой, что никак не могло быть добрым знаком.
- Топи печку, - велел он больничному, пощупав пульс и заглянув больному в рот.
- Так ведь топили недавно! Еще не ушел жар-то.
- И топка горячая?
- Горячая, горячая! Хлеб можно печь!
Лешек усмехнулся и велел раздобыть штук восемь глиняных горшочков, чем мельче, тем лучше, и пока больничный собирал их и мыл, успел послать Лытку на кухню за тестом. По-честному, такое действо он производил только вместе с колдуном и был не вполне в себе уверен, но, судя по состоянию, жить отцу Варсонофию оставалось недолго и терять было нечего.
Лешек сам заточил нож, когда поставил горшочки в печь, обернув толстыми полосками теста их ободки, и нагрел его острый кончик в пламени свечи. Лытка смотрел на его приготовления с недоверием и страхом, подозревая в его действах богопротивный обряд, несовместимый с лечением иеромонаха.
- Лытка, не смотри на меня так, - Лешек и сам переживал. - В этом нет никакого колдовства, я колдовать не умею.
Немой монах помог Лешеку перевернуть отца Варсонофия на живот, но стоило Лешеку нагнуться над его спиной с ножом, как тот перехватил его руку и посмотрел на Лешека угрожающе. Лытка, похоже, испугался не меньше немого монаха.
- Я не собираюсь его убивать, - Лешек тяжело вздохнул и побоялся высвободить руку из крепкого захвата. - Я не причиню ему вреда, честное слово.
Но неожиданно на помощь ему пришел больничный:
- Не трогай его, Аполлос. Я видел, колдун однажды лечил так старого послушника, и тот остался жить.
Немой монах снова посмотрел Лешеку в глаза и неохотно разжал кулак. А у Лешека дрожали руки, когда он прикоснулся к пергаментной старческой коже острием - как колдун ни старался приучить его к твердости, Лешеку ее все равно недоставало. Что и говорить, к лекарскому делу способностей у него было не много. Колдун с легкостью вправлял вывихи и сломанные кости, рвал зубы, накладывал швы - Лешек же так и не научился действовать хладнокровно: он боялся причинять боль тем, кого лечил.
Варсонофий застонал, повел плечом и забормотал что-то неразборчиво: Лешек в испуге отдернул руку.
- Помоги мне, - попросил он немого монаха. - Я боюсь поранить его сильней, чем нужно.
Монах кивнул и прижал плечи старика к кровати. Лешек стиснул зубы и сделал несколько тонких неглубоких надрезов, так чтобы из них не начала сочиться кровь. Лытка принес нагретые горшочки из печи, не удержался и спросил:
- А зачем на них тесто?
Лешек усмехнулся, взял тряпкой первый горшок и снял с него толстую горячую ленточку, обжигая пальцы и хватаясь за мочку уха.
- Это чтобы ободок не нагревался и не обжег спину, только и всего, - он тронул край горшочка тыльной стороной ладони, убеждаясь, что тот не жжется, и прижал его к спине Варсонофия: горшочек постепенно втянул в себя кожу, - а ты думал?
Лытка улыбнулся ему в ответ - не иначе, думал он о поганых обрядах.
После того, как горшочки сняли со спины и вытерли густую темную кровь, скопившуюся под ними, Лешек велел завернуть иеромонаха в теплые одеяла и, не имея возможности долго готовить отвары, потребовал стакан горячего молока с медом.
- Так ведь пост… - прошептал Лытка в испуге.
- Ничего, он покается, когда выздоровеет, - мрачно ответил Лешек.
- Болящим можно, - подтвердил больничный.