Одинокий путник

Лешек отлично помнил. Много лет назад, когда сам Леонтий был мальчишкой, одного из приютских – по словам Леонтия, нерадивого в служении богу – на самом деле убило молнией. Монахи иногда поминали его молитвой в годовщину смерти, и одинокое дерево, около которого он погиб, до сих пор стояло недалеко от монастырской стены с обугленной верхушкой. Эту историю рассказывали в назидание мальчикам довольно регулярно, и на маленького Лешека она нагоняла такого страху, что он неизменно плакал в конце. Каждый раз, когда повествование доходило до того момента, где мальчик бежал к дереву, Лешек надеялся, что бог промахнется, и молния ударит в другое место. Но – как ни странно – история всегда заканчивалась одинаково: злой бог настигал ребенка и убивал. Лешек даже сочинил песню, в которой мальчику удалось спрятаться в лесу, и бог, рассерженный неудачей, долго кружил над ним, но деревья надежно укрыли отрока сенью своих ветвей.

По воскресеньям Лешек бога особенно ненавидел, и думал, как было бы здорово, если бы нашелся какой-нибудь отважный герой, который бы поднялся на небо, убил его и освободил людей от непосильного ему служения. Наверное, Иисус хотел спасти людей от бога, но выбрал для этого какой-то странный путь, а потом, все же поднявшись на небо, и вовсе остался там и помогает теперь вершить страшный суд.

Лытка службами не тяготился: он осиротел довольно поздно, и, по сравнению с тяжелым трудом землепашца, многочасовое стояние на клиросе трудным не считал. Зато он ненавидел пост. Лытка всегда хотел есть, хотя кормили приютских не так уж плохо: и молоко, и яблоки, и каша с маслом, рыба, и мясо по праздникам. Наверное, он рос слишком быстро, и ему действительно не хватало того, что отпускалось детям строгими порциями. В постные дни Лытка непременно был скучным, а к концу продолжительных постов становился раздражительным и несчастным. Лешек, который к еде относился равнодушно, делился с ним, что, кстати, строго запрещалось монастырским уставом, но легче от этого Лытке не становилось.

Оказавшись помощником углежога, и несколько часов в день предоставленный сам себе, Лытка, конечно, ни во что не играл – вышел из этого возраста, но зато получил возможность обследовать окрестности монастыря, и, в первую очередь, Ближний скит. По вечерам он рассказывал Лешеку о своих приключениях, и Лешек завидовал ему еще сильней.

Вообще-то в скиту никто не жил: три отдельно стоящие кельи пустовали с давних времен, а в маленькой часовне раз в год служили молебен преподобного Агапита, игумена Усть-Выжской Пустыни, умершего лет пятьдесят назад. Однако скит не был заброшен – дорожки двора тщательно выметены, избы подправлены: хоть сейчас въезжай и живи. Лытка не понимал, зачем это нужно, пока однажды, без дела шатаясь по лесу, не увидел цепочку монахов, молча пробирающуюся через лес к скиту.

Он присел, спрятавшись в малиннике: монахи шли тихо, как будто крались, и с ними вместе был один человек, одетый в мирское, по-военному. Когда же в одном из монахов Лытка узнал авву, а в другом – Эконома Гавриила, то не смог преодолеть любопытства, и решил непременно за ними проследить.

Монахи вошли в небольшую, отдельно стоящую трапезную скита, внимательно осмотревшись по сторонам, но Лытку, разумеется, не увидели – он отлично умел прятаться. Один из монахов остался снаружи, и время от времени обходил домик по кругу, как будто чуял, что кто-то захочет подслушать их разговор. От этого Лытке еще сильнее захотелось узнать, о чем они говорят.

С задней стороны, к трапезной вплотную, росли густые кусты смородины, и Лытка, дождавшись, пока сторож скроется за поворотом, спрятался за ними и прижался к бревенчатой стене: с тропинки, по которой ходил монах, разглядеть его было нельзя, зато он отлично слышал все, что происходило за стеной.

В этом разговоре Лытка сначала ничего не понимал, но быстро догадался, что военный – один из приближенных князя Златояра, который, по сути, шпионил за ним в пользу монастыря. Военный рассказывал о князе, о его ближайших планах, и, в чем Лытка не сразу смог разобраться, о далеко идущих намерениях. Это было так интересно, что Лытка забыл про все на свете, и, открыв рот, жадно ловил каждое слово, стараясь просто запомнить то, что не понял сразу. За сухими, деловыми словами воина ему виделись княжеские палаты, конница с развивающимися плащами, жители деревень, прячущиеся по домам, завидев отряд сборщиков податей. Монахи обговаривали сказанное сдержано, а после и вовсе перешли на обсуждение внутренних монастырских проблем, что Лытке показалось еще интересней.

Вечером он, захлебываясь от восторга, передавал услышанное Лешеку, но взял с него клятву, никогда никому об этом не говорить. А потом долго не мог уснуть, переваривая полученную информацию, додумывал остальное, и следующим вечером снова рассказывал Лешеку, теперь свои соображения на этот счет.