Одинокий путник

– Пусть попробуют! – усмехнулся архидиакон, – моих сил хватит, чтобы подавить бунт в любой слободе.

– Дамиан, ты видишь не дальше собственного носа, – недовольно фыркнул авва, – сначала крестьяне перебьют тридцать твоих братьев, потом ты, собрав силы, придешь и перебьешь оставшихся мужиков, со злости пожжешь их дома, оставишь их сирот на морозе, и где они окажутся на следующий день? Здесь, в приюте. Вместо тридцати крепких крестьянских дворов мы получим полторы сотни нахлебников, а вместо слободы, приносящей доходы – пепелище. Ты этого хочешь?

– Они не посмеют.

– Смотря до чего ты дойдешь в желании немедленно получить свое, а в этом тебе нет равных. Никольская слобода – самая крепкая из отдаленных хозяйств, мне стоило большого труда закрепить крестьян на земле, заставить построить не времянки, из которых в любой момент можно сорваться и уйти, а большие добротные дома. Ты знаешь, что в киевской земле некому растить хлеб? Крестьяне бегут на север, князья рвут их друг у друга, забирая в полон. А мы сами, своими руками будем уничтожать то, что так долго взращивали и оберегали? Да Никольская приносит нам больше доходов, чем все остальные деревни!

– Но… – начал Дамиан, но авва снова его перебил.

– Я запрещаю тебе действовать силой. Можешь обыскивать дома, одно это вызовет большое недовольство. Но жечь и убивать не смей. Если до завтрашнего утра ты ничего не добьешься, я сам приеду в слободу, отслужу литургию и прочту проповедь. Может быть, Божье слово окажется сильней копий и огня.

Дамиан скривился. Авва, конечно, не дурак, и проповедовать умеет мастерски, но тут он обольщается – мужичье в своей темноте никогда не купится на его «божье слово». Раздражение он придержал при себе, и, садясь в сани, был вовсе не так уверен в успехе – что толку обыскивать дома? В них всегда найдется какое-нибудь укромное место, куда никто не догадается заглянуть. Мужичье понимает только язык силы, и если уступить им сейчас, в следующий раз они схватятся за топоры, когда придет время делиться урожаем. Авва этого не понимает.

– Ладно… – пробормотал Дамиан себе под нос, – посмотрим. Обыскивать дома тоже можно по-разному.

Он прибыл в слободу, когда совсем стемнело и крестьяне топили печи на ночь. Ползать по домам, полным едкого, непроглядного дыма, особого смысла не имело. А вот выстудить жилье широко открытыми дверьми показалось Дамиану интересной идеей.

Он расположился в избушке, пристроенной к церкви, и занял в ней одну комнату из трех. Избушка была довольно убогой: топилась по-черному, окна в ней затягивались пузырем, на котором толстым слоем осела сажа, а с потолка слетали грязные хлопья.

Монахи устали. Авда снял патрули с реки, и перевел их ближе к слободе, и Дамиан привез с собой десяток свежих дружников, но люди, которые провели почти двое суток в седле, не успевали отдохнуть за те несколько часов, которые им выделял Авда. Дамиан и сам не спал вторую ночь, но заснуть бы не смог – едва он закрывал глаза, так сразу вспоминал о кристалле, о жалком певчем, который посмел… И злость подбрасывала его на постели, и глухое рычание вырывалось из груди – он должен поймать мерзавца! Дамиан понимал, что главное – это кристалл, но чем дольше длились поиски, тем сильней над ним довлело желание отомстить, наказать, втоптать обратно в грязь, где послушнику самое место. Не убить, нет – это слишком просто. Чтобы этот волшебный голос охрип, умоляя о пощаде. И чтобы все остальные запомнили, надолго запомнили, каково оно – перейти дорогу Эконому обители.

Нет, выйти в лес или на реку парень не мог – на девственно ровном снегу любое движение будет заметно издали, даже в темноте. А на тропе, которую успели протоптать к лесу, постоянно дежурило два человека. Мышь не проскочит.

Дамиан сам объехал верхом слободу, сам убедился в том, что все выходы просматриваются как на ладони, и, когда над слободой перестали виться дымы, отдал приказ обыскать дворы еще раз. И сам заходил в каждый дом, и сам проверял то, что ему казалось подозрительным.

Прятали беглеца хорошо. Возможно, в домах на такой случай предусматривались тайники. Ведь скрывали же они где-то хлеб от сборщиков – Дамиан ни секунды не верил, что крестьяне отдают положенное до последнего зернышка. Но хлеб они скорей всего зарывали в землю, и доставали только по весне, а сейчас зарыть что-то в землю очень трудно.

Нет, чтобы найти парня, надо раскатать эти дома по бревнышку. И неизвестно, на кого работает время. Братья сбиваются с ног, а певчий валяется на полатях и отъедается хлебцем с молочком. Да он всю зиму может просидеть в слободе!

Если проповедь аввы действия не возымеет, Дамиан не станет больше цацкаться с мужичьем. Завтра утром он пошлет гонцов в пограничные скиты, и тогда топоры крестьянам не помогут.