Одинокий странник (сборник)

А днем Великой пятницы небесное представление «Страстей по Матфею» хором Св. Павла, с полным оркестром и особым служебным церковным хором. – Я почти все время проплакал, и было мне виденье ангела у мамы на кухне, и меня снова потянуло домой в сладкую Америку. – И я понял, что не важно, если мы грешим, что отец мой умер только от нетерпенья, да и все мои мелкие досады не имеют значения. – Святой Бах говорил со мной, а передо мною был великолепный мраморный барельеф, показывающий Христа и трех римских солдат, внемлющих: «И рек им он, не чини насилия никакому человеку, не возводи напраслины и будь доволен жалованьем своим». Снаружи, когда я обходил великий шедевр Кристофера Рена и увидел мрачные заросшие руины гитлеровского блица вокруг собора, я узрел свою собственную миссию.

В Британском музее я поискал свою семью в «Rivista Araldica»[35], IV, стр. 240, «Лебри де Керуак. Канада, первоначально из Бретани. Синий на золотой полосе с тремя серебряными гвоздями. Девиз: Люби, трудись и страдай».

Мог бы догадаться.

В последний миг я открыл «Старый Вик», ожидая своего поезда к судну в Саутэмптон. – Давали «Антония и Клеопатру». – То было изумительно гладкое и прекрасное представление, слова и всхлипы Клеопатры прекрасней музыки, Энобарб благороден и силен, Лепид крив и потешен на пьянке на лодке у Помпея, Помпей воинственен и жёсток, Антоний матер, Цезарь зловещ, и хотя в антракте культурные голоса в вестибюле критиковали Клеопатру, я знаю, что видел Шекспира так, как его и надо играть.

В поезде по пути в Саутэмптон, мозговые деревья росли из Шекспировых полей, а грезящие луга полны ягнячьих точек.

Исчезающий американский бродяга

Американскому бродяге в наши дни трудно бродяжить ввиду усилившегося полицейского наблюдения на шоссе, железнодорожных сортировках, морских побережьях, речных днах, набережных и в тысяче-и-одной пряточной норе в промышленной ночи. – В Калифорнии барахольщик, первоначальный исконный типаж, который ходит из города в город с припасами и постелью на спине, «Бездомный Брат», уже практически исчез, вместе с древней золотопромывающей пустынной крысой, который, бывало, бродил с надеждой в сердце по бедующим городкам Запада, что ныне до того процветают, что старые бродяги им больше не надобны. – «Дяде тут больше никакие барахольщики не нужны, хоть они и основали Калифорнию» сказал один старик, прятавшийся с банкой фасоли и индейским костерком на дне речки за Риверсайдом, Калифорния, в 1955-м. – Огромные зловещие налогооплаченные полицейские машины (модели 1960-го с поисковыми прожекторами без чувства юмора) с большой вероятностью в любой момент накинутся на бродягу-сезонника в его идеалистической припрыжке к свободе и холмам святого безмолвия и святого уединенья. – Нет ничего благородней, нежели мириться кое с какими неудобствами вроде змей и пыли ради абсолютной свободы.

Сам я был бродяга, но лишь в определенной степени, как видите, поскольку знал, что настанет такой день, когда мои литературные устремленья вознаградятся защитой общества – я не был настоящим бродягой безо всякой надежды, кроме той разве тайной вечной, которую заполучаешь себе, ночуя в пустых товарных вагонах, летящих вверх по Долине Салинас на жарком январском солнышке, полном Золотой Вечности, к Сан-Хосе, где старый сезонник, на вид гад гадом, поглядит на тебя хмурыми губами и предложит что-нибудь съесть да и выпить в придачу – прямо возле путей или на Дне Речки Гуадалупы.

Исконная мечта бродяг лучше всего выражалась в прелестном небольшом стихотворении Дуайта Годдарда в его «Буддистской библии»:

О ради такого редкого случая
С радостью отдал бы десять тысяч слитков золота!
На голове шляпа, котомка на спине,
И посох мой, ветерок освежает и полная луна.