– Мила, – выговорил наконец Эстон. – Я думаю… – он мягко отвел ее руку, – … что не очень прилично себя веду.
– Почему же? Вы ведете себя по-джентельменски. Мне приятно, что вам нравится на меня смотреть, почему вы этого стесняетесь?
Она говорила так просто и искренне, что Эстон невольно покраснел.
– Стесняюсь из-за того, что мне при этом в голову всякая чушь лезет. – Он выпрямился. – Вы здесь одиноки. Вы потеряли все, что имели: друзей, родину… А мне пятьдесят девять лет, Мила. Вам ни к чему престарелый ловелас, который пытается…
Он замолчал, пораженный ее совершенно неожиданной реакцией. Она смеялась! И это был не надменный, насмешливый смех, а искреннее доброе веселье… В котором Эстон все-таки ощутил усталость и печаль, которые казались такими неестественными для столь юной особы.
– Простите, Дик, – сказала она своим милым, нежным голосом.
Прежде чем он успел отклониться назад, она погладила его по щеке – ее удивительно сильные пальцы касались его кожи с неизъяснимой нежностью.
– Я смеюсь не над вами. Просто все время забываю, как мало вы обо мне знаете.
Лицо Эстона выразило недоумение, и улыбка Леоновой чуть потускнела.
– Как вы думаете, Дик, сколько мне лет?
– Сколько лет?.. – Он внимательно посмотрел на нее и нахмурился. – Не знаю, – медленно произнес он. – Когда я впервые увидел вас, то сказал бы – восемнадцать или девятнадцать. Но с таким жизненным опытом, как у вас, вы, наверное, старше?
Эстон вгляделся в лицо Леоновой. Ей
– Двадцать пять? – неуверенно предположил он, и она снова рассмеялась странно печальным смехом.
– Если судить по календарю, – сказала она, и по ее голосу он понял, что Людмила опасается затрагивать эту тему, – принимая во внимание эффект сокращения времени, так как я много летала на релятивистских скоростях, мне сейчас, или, точнее, мне было, когда вся эта история началась, чуть больше ста тридцати лет.
Эстон округлил глаза и сглотнул. Леонова невесело улыбнулась и продолжала:
– Но биологически я, разумеется, моложе. Мне всего восемьдесят три года.
Эстон уставился на нее выпученными глазами. Восемьдесят три года?
– Восемьдесят три? – переспросил он наконец, удивляясь собственному спокойствию. Она кивнула. – А сколько лет в среднем живут люди в вашем мире?
– Примерно сто двадцать лет, – не колеблясь ответила Леонова, и Эстон покачал головой.
– У вас принято быстро стареть в самом конце жизни или что-то в этом роде? – осторожно спросил он.
– Нет. Мы стареем так, как это было свойственно людям во все времена. Во всяком случае, большинство из нас. – Она снова улыбнулась, хотя глаза ее оставались серьезными. – Понимаете, Дик, есть причина, по которой я так бурно отреагировала, когда вы предположили, что я не человек. Мой дед выжил после биологической атаки на Мидгард, и мне не раз приходилось слышать нечто подобное от других людей… Потому, что в определенном смысле я действительно
– Что за… – начал Эстон, но сжал губы, заметив боль, которую Людмила тщетно старалась скрыть за очередной улыбкой. Он вытянул руку и прикоснулся к ее запястью.
– Что именно вы хотите этим сказать? – спросил он, пытаясь говорить ровным голосом.
– Это довольно сложно объяснить, – ответила Леонова, взглядом поблагодарив Эстона за сдержанность. – Понимаете, канги очень торопились и, вместо того чтобы с нуля создать новое биологическое оружие, использовали то, что оказалось под рукой. Они приспособили к делу отвратительного мелкого паразита с Дельты Павлина. Это было даже не столько