Одинокий волк

Само собой разумеется, что охранники с металлодетектором на входе в тюрьму снова досматривают меня, сорокашестилетнего адвоката, когда видят с портфелем в одной руке и с игрушечным караоке «Подпевай-ка!» в другой. В здание я не могу пронести ав-томагнитолу, а драйвер на моем компьютере поломался, но мне нужно, чтобы Эдвард это услышал. Я уже размышлял о том, где находится ближайший магазин и сколько будет стоить самый дешевый стереопроигрыватель, когда заметил на заднем сиденье игрушку, которую мы подарили Элизабет на Рождество. Вставляешь в караоке компакт-диск, ребенок берет микрофон и начинает подпевать, как в детском телевизионном шоу «Йо Габба Габба» или в детском хоре «Уигглз».

Я чувствую себя идиотом, но это работает. Я цепляю яркую толстенькую пластмассовую игрушку себе на пояс и извлекаю из карманов мелочь и электронные устройства. Охранник, который досматривает меня, тихо посмеивается.

Теперь, Лютер, — добродушно улыбаюсь я, — я точно знаю, что я не единственный тайный фанат Ханна Монтана.

Эдварда уже привели в кабинет для встречи адвоката с клиентом. Я вхожу и бегло оцениваю увиденное: знаю, что Джорджи спросит меня, как он пережил ночь.

Его глаза покраснели, что неудивительно — я и не предполагал, что он заснет в тюрьме. Он явно нервничает, находится на грани.

Джо, — восклицает он, как только мы оказываемся наедине, — вы должны меня отсюда вытащить! Я здесь не останусь. Мой сокамерник — типичный представитель группировки «Арийское братство».

Сделаю все возможное, — обещаю я. — Ты должен кое-что послушать.

Я кладу на стол между нами проигрыватель компакт-дисков и нажимаю «пуск». Эдвард наклоняется ближе к динамику.

Что это?

Заседание большого жюри присяжных. — А потом добавляю после паузы: — Свидетелем выступает Кара.

Эдвард нажимает на паузу.

Это сестра меня сдала?

Не знаю, как она добралась до окружного прокурора. И почему он решил ее выслушать. Но по всему выходит, что это она все заварила.

Когда я выйду отсюда, убью ее! — бормочет Эдвард.

Я хватаю его за руку.

Если еще раз скажешь что-нибудь подобное, с большой долей вероятности могу пообещать, что ты еще долго будешь делить камеру с наследником Гитлера. И я не шучу, Эдвард! Как говорят полицейские во время ареста: «Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас». Уже того, что ты сказал в больничной палате, — даже если и говорил несерьезно! — для окружного прокурора может быть достаточно, чтобы обвинить тебя.

Я отжимаю паузу, и запись продолжает звучать. Эдвард кривит губы; он злится, но ему удается сдерживаться. Черт возьми, хороший урок, который он должен усвоить до того, как войдет в зал суда.

Голос Кары в записи звучит моложе. «Я стала кричать, — говорит она, — чтобы они остановились, чтобы не убивали отца, — все замерли. Все, за исключением моего брата. Он нагнулся, делая вид, что переводит дыхание, и выдернул штепсель от аппарата из розетки в стене. — Она умолкает. — И закричал: "Сдохни, ублюдок!"»

Эдвард вскакивает с места.

Неправда! Я никогда такого не говорил! Я рассказал вам все, что случилось, но такого не было. Спросите любого, кто был в этой палате!

Что я и намерен сделать. Но даже если Кара солгала под присягой, истинный вопрос заключается в том, знал ли Бойл, что Кара лжет.

Сказать, что в семье Нг эти выходные были напряженными, — это ничего не сказать. Джорджи сама не своя, постоянно думает о том, что ее сын гниет в тюрьме, — даже несмотря на то, что я заверил ее: он выстоит. Кара заперлась в своей комнате, не желая встречаться с рассерженной матерью. Даже близнецы капризничают, потому что чувствуют витающее в воздухе напряжение. Что касается меня, то я решил не говорить ни Джорджи, ни Каре о том, что знаю: именно Кара дала против брата показания. Отчасти из-за верности своему клиенту, Эдварду. А отчасти потому, что у меня сильно развит инстинкт самосохранения и я не хочу, чтобы разразился скандал, пока Эдварду не предъявлено обвинение.

Именно поэтому я никогда еще так не радовался наступлению понедельника. Я паркуюсь на стоянке перед зданием окружного суда еще до открытия. Первый «звоночек» о том, что это не простое предъявление обвинения, раздается, когда я вижу переполненный зал. Обычно на предъявление обвинения являются подсудимые с адвокатами, время от времени внештатный корреспондент местной газеты, который должен освещать события в зале суда и записывать имена тех, кто обвиняется в избиении своих жен, или краже телевизоров, или взломе автомобилей. Однако сегодня в глубине зала щелкают фотоаппараты, и у меня такое чувство, что все явились сюда ради Эдварда. Что их предупредил Дэнни Бойл, которому внимание прессы так же необходимо, как солнечный свет растениям.

Наше дело слушается третьим.

Штат Нью-Гэмпшир против Эдварда Уоррена, — вызывает секретарь, и из подземного лабиринта здания суда выводят Эдварда.