Серко стоически выносил все побои, хотя не чувствовал себя виноватым. Жаль лишь, что страдал не изведав всего, чего сердце просило. Матери он рассказал то же самое что и сестре, так что прибавить Влада ничего не могла. Закусив губу, девочка глядела как достаётся невезучему брату.
Внезапно в их жилой блок вошёл отец.
— Анюта, хватит, — сказал он тихо, но твёрдо. Лишь это заставило Волчицу остановиться. Запыхавшись, она оттолкнула сына прочь от себя. Что-то шёпотом отчеканив напоследок для мужа, Старшая вышла из комнаты. Вздохнув, тот подозвал к себе державшегося за покрасневшее ухо Волчонка.
— Опять без спроса ушёл? Знаешь же, что мать это бесит.
— Её всё бесит. Лишь бы взбелениться, лишь бы лупасить…
— Не говори так. Ты мало что о ней знаешь.
— О родной-то матери?
— Да. Если вырос с ней то ещё не значит, что человека узнал «от» и «до». С тобой она другая – не такая, как раньше...
— Почему?
Не ответив, скиталец оторвал ладонь мальчика от головы и с недовольным видом осмотрел побагровевшее ухо.
— Она тебя хочет сильным вырастить, чтобы ты никогда в своей жизни ошибок не делал. Ты не знаешь, но по секрету скажу: мать с ведуньей о тебе говорят очень часто, на гаданиях руны тяжелую долю показывают. А ты ведёшь себя как мальчишка… Зачем ходил на одинокое озеро?
— Ты бывал там когда-нибудь?
— Нет, сам не бывал. Дед твой рассказывал: рыбаки на нём жили, да давно уже нет никого. Пловцы были отменные, даже голыми руками могли рыбу поймать.
— А… Все ловко плавали?
— Все, с малых лет. Рыбы в том озере много водилось и много кто хотел там рыбачить. Но, как всегда та община решила, что озеро принадлежит только им. Начали гостей незваных ловить, бить, а иногда и вовсе топили. Родился у рыбаков культ богини-русалки, которая якобы на дне озера обитает, деревне их благодетельствует, а чужаков к себе допускать запрещает.
— А дальше что было?
— Ну, дальше жить стало хуже. Еды людям не хватало всё больше, а озеро к себе продолжало манить. Одной общине если честно никогда бы не выловить и не проесть столько рыбы. Рассудив так, собрались шатуны и пошли на деревню в открытую. Всех рыбаков перебили, общину разграбили, может даже никто и не спасся. Только знаешь: в ту пору рыбу словно отрезало. Нет её, да и всё — не ловится. Редко когда мелкая рыбёшка на удочку попадёт. Говорят, перед набегом жители общины в озеро что-то подсыпали и вся она передохла. Мол ни себе – ни людям. А кое-кто уверен, что это богиня-русалка обиделась на шатунов и еды тем не обломилось. Но и сейчас должно быть кто-то на озеро хаживает, да удочку с сетями забрасывает. По старым поверьям надо принести богине дар перед ловлей. Странный это дар, но так все и делают: берут тарелку, на ней гребешок, или какую другую расчёску и бросают всё это на воду. Если сразу утонет: значит дар взят, и рыбалка будет хорошей. Если останется плыть на воде – шиш тебе голимый, а не рыбалка.
— Так значит в избах на берегу уже нет ничего? Их разграбили? — вступилась в разговор до сих пор молчавшая Влада. Отец улыбнулся своей младшей дочери.
— Да, смотреть я думаю там нынче не на что. И Серёжке ходить туда больше не нужно.
Взяв сына за плечи, он заглянул в глаза и серьёзней добавил.
— На мать не злись. Никогда. Она любит тебя пуще жизни, последнюю каплю крови за тебя отдаст и на всё пойдёт.
Сказав это, скиталец коснулся груди своего первенца. Под курткой Волчонка висел оберег – единственный материнский подарок за всю его жизнь. Пустая гильза от снайперской винтовки, украшенная тонкой резьбой и охранными рунами. Выводить такой сложный узор пришлось множество вечеров.
— Дорожит она тобой. Пройди эта пуля чуть ближе к сердцу – не было бы уже ни тебя, ни сестры.
— А кто же стрелял? — спросил сын. Волчонку эту историю никогда не рассказывали, но гильзе на шее придавали особую важность. Дед часто просил показать оберег, а затем задумчиво крутил его в пальцах. Но и он ничего не говорил. На этот раз отец тоже мальчику не ответил.
— Подрастёшь — узнаешь. Много чего откроется, так или иначе.
— Я и так уж не мал!
— Не мал, потому думай о том как в жизни сберечься. Не глупи понапрасну.
Волчонок кивнул, хотя и не был согласен. Он никогда не подставлял свою жизнь просто так, а действовал полагаясь на духа, который перешёл с кровью матери. Волк никогда не подводил. Когда опасность подкрадывалась слишком близко, Зверь её чуял. Это чутье было защитой гораздо более лучшей, нежели советы скитальца.
— Да, кстати – пистолет я тебе ещё не простил. Теперь ты мне оружие должен, — сказал отец, взлохматив тёмные волосы сыну. — Походов за сказами больше не будет, пока не вернёшь.