Одинокое сердце поэта

У Боратынского нераздельное — «Любовь камен с враждой фортуны». И дабы вечерний час выдался мирный, тихий, спокойный, от музы ласковой отрываться приходится мучительно.

Некрасов однажды горько сетует, что рука его «у лиры звук неверный исторгала», хотя он — не из торгующих лирою.

Есенин о «милой лире» своей пишет: «Я не отдам ее в чужие руки, ни матери, ни другу, ни жене. Лишь только мне она свои вверяла звуки и песни нежные лишь только пела мне».

Твардовский был убежден, что «вся суть в одном-единственном завете» — сказать свое вызнанное, выстраданное слово, не передоверяя его никому, даже Льву Толстому.

Анатолий Передреев в одно время с Прасоловым писал: «Пусть девочка русая — муза не изменит тебе никогда»; не изменит, если хранят Пушкин и Блок честно пишущего.

Когда-то русский мыслитель Николай Страхов тонко почувствовал причину, по которой тургеневский Базаров отрицает искусства, враждебен музе и лире. В мелодиях Шуберта и в стихах Пушкина «он чует их всеувлекающую силу и потому вооружается против них». Но в мелодиях Шуберта, в стихах Пушкина — словно бы музыка Бога, чаемый идеал гармонии, их власть и сила пронизаны высшим светом. А как быть с музами, эхо которых — из бездны? Или с музами, которые то возносят ввысь, то низвергают в пропасть?

Задача прасоловской музы посерьезней, нежели по всякому поводу «заявляться» и срывать шумные восторги.

Поэт — против подмен во всем. Истинно — «Хочу обманчивое смыть, чтобы единственное имя могло на каждом проступить». Миг, что «безлик и безымянен», — страшен.

Здесь невольно вспомнишь и Рембо, который задал поэзии непосильные задачи, и, видя неосуществимость их, ушел из поэзии. Прасолов поступил еще жестче.

Не заботясь о том, сколь неудобна, тяжела дорога, муза Прасолова идет в одиночестве, но высокие лучи классики пронизывают ее, как ангелы света.

С детства Прасолову родные — Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Еще — «Кобзарь» Шевченко. Еще — Кольцов. Позже — Бунин, Блок, Ахматова, Есенин. И тогда же — Боратынский, Тютчев, Заболоцкий, Шолохов, Луговской. И, разумеется, Твардовский. Их имена мелькают в письмах, дневниках, стихотворных эпиграфах, и все они овеяны пушкинской строкой, прописанной по России и миру.

Пушкин сопровождает Прасолова, как всякого человека, взыскующего идеального, гармонического, жизнеравного, от первого сознательного дня до последнего. В прасоловской строке он присутствует незримо и зримо. От прямых цитирований и ссылок, весьма ответственных, вроде «И я, как Пимен, говорю» до стихотворения с названием «Пушкин», в котором автору никогда не виденное им «…море теплое шумит, Но сквозь михайловские вьюги…»

Пушкин для Прасолова — мера всего истинного. У него народное, платоновское отношение к нашему национальному гению — читать его бережно, возвращаться к нему постоянно.

Пушкин — явление золотого века России: «Там Пушкин встал у основанья, у изголовья — Лев Толстой». Но Пушкин — и современник всех веков, всех поколений.

Впервые попав в Москву, Прасолов, прежде чем появиться у Твардовского, идет к бронзовому Пушкину — великому опекушинскому памятнику, и этот зигзаг как бы подчеркивает преемственность отечественного поэтического слова.

В снежную буранную полночь в Репьевке, одном из райцентров Воронежской области, Прасолов читает хозяйке квартиры «Руслана и Людмилу», читает в один присест от начала до конца. И записывает в дневнике:

«О, Пушкин! Будет метель. Будет Россия, и будет голос твой!»

Память

Необходимо сказать слова благодарности ушедшим и живущим, всем, кто так или иначе был соучастником прасоловского мира, кто понимал и понимает поэта, — его честное сердце, строгую душу, проницательный разум. Его высокий дух. Первое и великое спасибо — матери поэта. И малой родине. Спасибо всем проселкам и местам, где он побывал, — пусть даже и горестным, — поэт и там жил жизнью живой! Спасибо тем, кто помог ему на первых порах литературной деятельности, кто родственно и душевно был с ним рядом в трудные и горькие годины жизни, кто проводил его в последний путь.

После ухода поэта из жизни в Воронеже издаются сборники его произведений, все более полные. Их последовательность: 1976 — «Алексей Прасолов. Осенний свет. Стихи.» Предисловие В. Скобелева; 1984 — «Алексей Прасолов. Стихотворения, поэмы, повесть, статьи, письма.» Составление Р. Андреевой-Прасоловой, послесловие А. Абрамова; 2000 — «Алексей Прасолов. „И душу я несу сквозь годы…“». Составление Р. Андреевой-Прасоловой, послесловие В. Акаткина. Этот последний, наиболее полный сборник прасоловских произведений издан Центром духовного возрождения Черноземного края, переиздан Центрально-Черноземным книжным издательством.