Оставшееся время Анри готовился. Накоротке звякнул Дики, покопался в муниципальной библиотеке в вырезках, привел в порядок кое-какие записи...
...Здесь Шанэ совершенно прав, что называется попал в самую точку со своим Морисом. У меня даже чуть-чуть заныло под ложечкой - слишком знакомо и опасно это все. Знаю я, как себя самого знаю таких типов. В двадцать пять считают вседозволенность (по мелочам) в рамках своей фирмы чем-то естественным для себя и, с фокуснической легкостью рассылая в рабочее время перлы и блестки идей, в свободное же - особым нюхом находят себе подобных дружков я подружек, вовсе не страдающих сдержанностью. А в тридцать с небольшим, если ухитрились отвертеться от шприца или хотя бы доброго ежевечернего стакана, начинают страдать о совести человеческой, закате Европы и прочей чуши и, чего доброго, словесно и действенно обвинять и уличать собственное дело во всех смертных грехах. Нет, не все, конечно, большинство предпочитает вопить и посыпать голову пеплом, а дело поливать помоями уже после выхода в отставку; но, увы, есть и такие "хайнеруды". Сколько с ними приходится возиться - подумать страшно! Жаль только, что в серьезной работе, там, где нужен свободный поиск, а не компиляция, без них не обойтись.
Морис Хайнеруд, это понятно сразу - потенциальный предатель. Не в бытовом плане, а гораздо хуже. Таким необходимо спрятаться за какой-нибудь лозунг, найти дополнительное утешение... Знаю я таких, как себя самого знаю. И знаю, что на самом донышке, за пацифизмом, за христианской кротостью (агнцы нашлись!) у них вьется тоненький коричневый червячок неудовлетворенности. Никто из них никогда не признает, что пусть десятая или двадцатая, отведенная им ступенька в деловой иерархии - действительный эквивалент способностей и заслуг. Да, черт возьми, в узком профессиональном плане голова у них варит, но надо же понять, наконец, что самодисциплина, верность интересам фирмы, даже бдительность - тоже важнейшие слагаемые, определяющие действительную ценность работника!
И в результате - с такими джентльменами все время неспокойно: того и гляди, окажутся где-нибудь в первых шеренгах пацифистов на демонстрации, а то и намного хуже...
Не понимать потенциальную опасность Хайнеруда нельзя, даже если не осталось свидетельства его возни с леваками-студентами.
А то, что Слухачу, пусть со всей предосторожностью, удалось незаметно переговорить с Хайнерудом и вызвать его в мотель на встречу с Анри... Я расценил, как послабление, данное автором самому себе. Здесь, в реальности, условия пожестче...
Конечно, Флавель на какое-то время расслабился, получив гарантии от Санже; конечно, Слухач еще не под колпаком и умеет действовать скрытно; но сам результат-то, что конструктор-примо на несколько часов выпал из поля зрения - это уж чересчур!
И все же приходится принять как данность, что два потенциально опаснейших для "Мирабели" человека встречаются наедине и спокойно разговаривают...
Разговору в мотеле посвящена целая глава. Шанэ однозначно принял версию о морализаторском пыле Хайнеруда; что ж, это - право автора, хотя я твердо уверен, что подкладка - глубже. Итак, Шанэ считает, что Мориса чем дальше, тем больше мучили вопросы об этической допустимости того, что составляет бизнес "Мирабели". Не все, производимое фирмой, укладывалось в его представлении о допустимом оборонительном оружии - если он еще считал оружие вообще допустимым. С точки зрения гуманизма.
Но с другой стороны, Морис - не мальчик, и понимает, какого врага он автоматически приобретает, выступая против "Мирабели". Наверняка, кто-то из его знакомых за подобное получал подарок - хорошо, если это был только волчий билет.
Здесь Шанэ нужно было задуматься: а полезет ли этакий христосик на риск только лишь из гуманных соображений? Нет, бросьте. Конечно, пацифизм - это на поверхности. Морису нужны были сведения об истинном характере разработок, нужны были неубойные козыри, чтобы поиграть на выигрыш с руководством фирмы. Он метил на нечто большее, чем интересное, но не слишком престижное и высокооплачиваемое место конструктора, пусть ведущего, по одной из многочисленных специализаций "Мирабели". Но подыграть Анри, использовать его - да и помочь ему без особого риска это, пожалуйста.
...Разговор без свидетелей достаточно долго вертится вокруг да около. Анри, тщательно припомнив все свои предыдущие контакты с Морисом, прощупывает, насколько в нем окрепла неприязнь к специфическим военным разработкам. И одновременно поддерживает интерес Мориса к разговору, намекая, что располагает какими-то сведениями, наверняка принципиально важными для Хайнеруда. При этом почему-то вспоминается и национальный французский маркиз Синяя Борода, и национальный немецкий Крысолов. Собеседники согласны, что главный смысл жизни - в детях.