Одиссей покидает Итаку

– Ты не прав, Дим. – И в голосе ее, и в выражении глаз он вновь уловил отблески прежней нежности. – Мыслей твоих никто не читает. Датчик всего лишь позволял использовать глубинные слои долговременной памяти, чтобы создать наиболее отвечающую твоим вкусам и наклонностям обстановку. И еще – чтобы контролировать психическое и физическое состояние по биотокам. А мысли читать они не умеют. В противном случае все это, – она обвела рукой вокруг, – просто не нужно было бы. Но если ты против – пожалуйста. Правда, теперь им не так удобно будет поддерживать контакт…

– Меня их удобство не занимает, – успокаиваясь, ответил Воронцов. – Мне важнее, чтобы я сам решал, что сказать, что нет и как именно… Так можно надеяться, что больше никаких сверхчувственных восприятий? А то знаем мы всякие детекторы лжи и полиграфы Киллера…

– Безусловно. Их этика, хоть и отличается от нашей, исключает поступки, нарушающие свободу воли разумных существ…

– Смотри ты, как благородно… Ну хорошо, верю. Продолжай… – Не прекращая говорить, Воронцов встал. Обошел стол, приблизился к Наташе, будто невзначай протянул руку и ощутил пальцами преграду. Он невольно вздрогнул, подсознательно до последнего мига надеясь, что Наташа все-таки живая, а не фантом на экране. Стало так обидно, словно он вновь потерял ее.

– Где ты на самом деле? – спросил он, словно между прочим.

– Как «где»? – удивилась Наташа. – Здесь, в этой комнате.

– Можешь сейчас выйти в ту дверь?

– Могу, конечно… – Она повернулась и, легко ступая по ковру, явно рисуясь своей походкой, пошла и скрылась за ней. В проеме полузадернутых штор мелькнула решетка балкона или веранды.

Через несколько секунд Наташа вернулась.

– Дождь, – словно бы виновато сказала она и протянула на ладони мокрый кленовый лист.

«Хитро», – подумал Воронцов и сказал:

– Ну, бог с ним, с дождем. Что там у тебя дальше по программе первого контакта?

Удивительно, но его по-прежнему совершенно не волновало значение происходящего. Только непосредственный смысл Наташиных слов имел значение…

И Наташа, явно довольная, что он так легко и правильно все воспринял, стала рассказывать ему про Великую Галактическую конфедерацию, включающую добрую сотню звезд в соседнем спиральном рукаве, то есть, по земным меркам, невообразимо далеко. И про весьма влиятельную секту, а может быть, сословие или касту «форзейлей», как их назвала Наташа, видящих цель и смысл своего существования в том, чтобы на протяжении десятков тысяч лет разыскивать и собирать во Вселенной высочайшие достижения в области мысли и духа, каким бы разумам они ни принадлежали.

Это было явно рекламное вступление. Воронцов слушал и думал, причем не только о том, что пришельцы-археологи пытались внушить ему устами женщины, которую он когда-то любил… Вот-вот, именно когда-то! И, однако, они считают, что как раз с ней он будет наиболее уступчив. Неужели галактические мудрецы понимают в его душе больше, чем он сам? Посмотрим, посмотрим…

«Форзейли»… Почему они выбрали именно такое слово для самоназвания? По созвучию? В парусном военном флоте так назывался корабль-разведчик. Фор-сейл. Передний парус, если дословно, или – парус, идущий впереди. Тонкий расчет на его образованность или невольный промах? А самое главное – что им нужно конкретно от него? Мало ли на Земле других людей, посговорчивее?

Да и в легенду о благородной, чисто познавательной миссии он верить не хотел. Жизнь била Воронцова достаточно, вдобавок в морях он пристрастился к неумеренному чтению. Особенно уважал Марка Аврелия, Шекспира, Салтыкова-Щедрина. Отчего приобрел скептический, с изрядной долей пессимизма взгляд на мир и человеческую природу. Кроме того, Воронцов очень не любил, когда его принимали за дурака. А это бывало. Как правило, со стороны начальства.

– Хорошо. Насчет их целей я понял. Вполне приветствую столь возвышенное занятие. А при чем тут я, не шибко культурный моряк, сперва военный, а теперь вообще торговый? По части вершин мысли сроду не блистал, как ты должна помнить. Ничего, кроме докладных и объяснительных записок, в жизни не писал. Даже стихами, каковые могли бы внезапно оказаться бессмертными, и то не баловался…

Наташа посмотрела на него осуждающе.

– Не спеши, Дим. Я все объясню. И если можешь, не надо иронизировать. Мне и без того трудно. Я же не робот и не пришелец. И я тоже совсем о другом хотела бы с тобой говорить…

– И в другом месте?

Она с досадой вздохнула.

– Все-все. Молчу. Да ты бы села, что ли… Стоишь, как эта…

– Что значит – эта? – Глаза у нее стали опасно прищуриваться. Он хорошо помнил, что бывало обычно дальше.

– Ну, у Блока там… «Желтая роза в бокале золотого, как небо, аи…» Очень похоже…

Действительно, платье на ней было с бронзовым отливом, а под ногами – золотистый ковер.

– Ох, мичман, смотри…

Она села в кресло у дальней стены, и фокус невидимой телекамеры сразу сместился, вновь приблизив Наташу вплотную к рамке экрана.